– Ты стала ещё уродливее, – меня на пороге встретил младший брат, который отличался приличными манерами и чудесной речью, а ещё умением делать комплименты.
– Не обнимешь? – я раскинула руки, а Килиан фыркнул и удалился.
Лучший брат на свете.
– Проходи, – мама пихнула меня в дом.
Прихожая стала светлее, поскольку купили новую люстру, похожую на стеклянный фонарь со множеством лампочек. Бледно-розовый мраморный пол покрывал красный ковёр под тон дугообразного дивана, что скромно таился под лестницей. На нем валялись оранжевые подушки, а на круглом столике – тетрадки. На лестнице заменили бежевый ковёр, что сочетался с перилами, на серый длинный лоскуток, но мне понравилось. Мамин розовый стул с мягкой спинкой, как обычно, стоял возле камина, который никак не вписывался в прихожую. Однако маму это не волновало. Она повесила над ним громадное зеркало, а по бокам налепила двойные шарообразные лампы. А ещё она любила ставить поверх очага цветы и свечи. Узорчатые обои кремовых расцветок по-новому заиграли в сочетание с багровым пятном на полу. Я уставилась на наш портрет над диванчиком и заулыбалась. Мы с братом были там маленькие и весёлые.
– Мама, – я тяжело вздохнула. – Что с Килианом?
Стало обидно, что брат не обнял, не обрадовался моему возвращению и вёл себя как незнакомец. В детстве Килиан не отходил от меня. По ночам залезал в мою кровать, если боялся чудовищ в шкафу. Бегал за мной, как хвостик, а потом изменился, но все равно тянулся ко мне. Подростки – это сущий ад.
– Он расстался с Лиззи, – мама пожала плечами.
– Печально, – я помнила, как он трепетно относился к Лиззи. – Килиан приходил в больницу? – что-то мне подсказывало, что нет.
– Ох, дорогая. Ты же знаешь брата, он не любит больных, – да, в этом мы с ним были похожи. – К тому же он расстался с Лиззи в тот день, когда произошла авария, и закрылся в себе…
– Не приходил, – я устала слушать о том, как брат наплевал на сестру. – Пойду в комнату.
Хотелось отдохнуть. Я чувствовала усталость, будто проработала день.
– Хорошо. Я пока приготовлю бранч, – мама чмокнула меня и заспешила на кухню.
Наша семья была богатой, мы могли позволить себе кухарку. Однако мама обожала готовить сама и всегда говорила, что нет вкуснее еды, приготовленной с любовью. Ни один повар не сумеет вложить столько души в блюдо, сколько вложит мать. Она лукавила, поскольку иногда заказывала ужин в любимом ресторане. Килиан порой подшучивал над ней. Ел с недовольным выражением и высказывал неприязнь по поводу того, что в блюдах не чувствовалась материнская любовь. Мама злилась, папа хохотал.