Сёстры. При всём кажущемся различии – как много в них было общего: доброта, взаимопонимание, готовность помочь в любую минуту. Воспитанные в атмосфере любви и добра – они и не могли быть другими.
Инцидент с заплывом на остров решено было скрыть от родителей. Временно, хотя бы до следующего лета, чтобы понапрасну их не волновать. Но следующим летом началась война…
А пока шло ещё мирное время. И ясным сентябрьским утром, в самый разгар бабьего лета, на свет появилась третья сестрёнка – Зоя. Старшие сёстры, которые к тому времени уже выросли, были очень рады появлению младшей, и казалось, что её детство будет самым счастливейшим в мире. Но… по-настоящему понять слово «мир» она смогла лишь после войны. А до этого просто не успела. И, подрастая, она, вероятно, считала, что голод, холод, бомбёжки – это и есть норма жизни. Старшие сёстры оберегали маленькую, как могли.
Начался первый военный учебный год. Во времена первых осенних артналётов школьники, едва заслышав сигнал тревоги, вставали со своих мест и бежали в бомбоубежище. А Галочка первым делом забегала в ясли, находящиеся в том же дворе, что и школа, и, схватив Зою, бежала в укрытие вместе с ней. «У страха глаза велики», и Галочке всё время казалось, что воспитатели не успеют вывести именно Зою. И гораздо спокойнее, если младшая сестрёнка будет в минуту опасности рядом – в надёжных худеньких Галочкиных руках. А если уж по дороге убьёт – так вместе.
Голод продолжал наступать. Еды с каждым днём становилось всё меньше. Иногда приходила любимая тётушка – тётя Таня – и приносила немного хлеба. Она очень рано овдовела, ещё не успев завести детей, и всю свою любовь отдавала племянницам. «Тётя Таня, как хорошо, что у тебя осталось немножко хлеба, – радовались Эльза с Галочкой. – Дай, пожалуйста, Зое.» Конечно, они прекрасно понимали, что просто так хлеба в те страшные годы «остаться» не могло, тётя Таня специально его сберегла для них, в ущерб себе.
В последнее время, «стараниями» псевдоисториков, всплывает очень много странных дневников, в том числе и блокадных, в которых проскальзывают даже такие мысли, что кто-то мог порадоваться смерти родственника, чтобы успеть использовать его хлебную карточку. И называются эти дневники не иначе, как реализмом, «без прикрас».
У меня же перед глазами – другой «дневник» – живая история моей семьи. На самом пике голода тётушка сумела сберечь для племянниц немного хлеба, отрывая от своего пайка, а двое старших, будучи и сами ещё детьми, отказались в пользу маленькой… потому что ей нужнее. Вот это и есть проявление высшей сущности Человека.