– Приветствую тебя, всемогущий царь Коринфа! – с насмешливой улыбкой произнес посланец богов.
– Счастлив, снова видеть тебя, Гермес! – без особой радости ответил Сизиф. – Присядь, отдохни – предложил вечно юный посланник и щелчком тонких пальцев сотворил под камнем похожую на крохотную колонну опору. Поблагодарив, Сизиф сел, привалившись потной спиной к ее прохладным мраморным граням.
– Не надоело тебе, таскать эту глыбу? – все также насмешливо поинтересовался Гермес.
– А у меня есть выбор! – ответил Сизиф, тоже пытаясь изобразить усмешку.
– Выбор, конечно, не велик, но он всегда есть – возразил посланник, – Смирись! Аид неплохо относится к своим подопечным. Во всяком случае, не заставляет их таскать камни.
– За эти годы я привык к труду. Гора и камень теперь, словно родные. – произнес Сизиф с мрачной усмешкой.
– Ты всегда был упрямцем! – рассмеялся Гермес, а потом неожиданно посетовал на погоду, слишком жаркую даже для бессмертных.
– И что, тяжело подогнать тучи? – мрачно поинтересовался Сизиф.
– Легко, да некому! – ответил посланник, изобразив на женственном лице капризную гримасу:
– Вчера наши опять повеселились. Давно не припомню такого пира, чуть Олимп по камням не разнесли. Скромница Артемида расчехлила лук и устроила стрельбу по винным чашам. Златокудрый порвал струны на лире. Гера закатила сцену ревности и так разозлила папашу, что всем потом пришлось бегать от молний. Мудрейшая сестренка Афина навешала оплеух прекраснейшей Афродите. Уж не знаю, чего девочки не поделили! А толстяк Эол до сих дрыхнет на своем мешке с ветрами. Так что, до завтрашнего утра забудь о тучах.
Поведав, что и бессметным ничто земное не чуждо, Гермес спохватился: – Ну мне пора. Приятно было повидаться!
Понимая, что подпорка сейчас исчезнет, Сизиф быстро встал и поставил плечо под камень. И в этом миг к ногам упала покрытая золотистой корочкой надкусанная лепешка.
– Подкрепи силы! Объедки с пира богов даже царю Коринфа вкушать не зазорно, – крикнул посланник, исчезая в крутящемся вихре.
Царь Коринфа вряд ли бы поднял брошенный к ногам даже олимпийский объедок. Но теперь Сизиф стал куда менее щепетилен. Вспомнив, что уже много лет питается только слизнями и дикими плодами, он жадно впился зубами в лепешку, рядом с надкусом, к которому возможно прикасались капризные губки самой Афродиты. Пропитанное амброзией тесто показалась божественно вкусным. Но насыщение не придало, а только оттянуло силы. К отупляющей жаре добавилась еще и тяжесть в желудке. Чувствуя, что и в этот раз может не достичь вершины, Сизиф заревел, как раненный лев, и всем телом навалился на камень. В голове, разбуженные откровениями Гермеса, крутились сцены его царских пиров. Столетние вина, загорелые прелести гетер, туша быка, истекающая на вертеле жиром. Все это рвотной массой подступало к горлу. Хотелось изрыгнуть из себя прошлое. Вожделенной мечтой виделся лишь покрытый травой склон по ту сторону вершины. И Сизиф снова представлял, как не спеша, побредет вниз, задавая ладонями жесткие стебли. А впереди, из-за гряды невысоких округлых гор будет проглядывать море…