Василий вытер рукавом телогрейки выступивший от горячей пищи в натопленной столовой пот со лба и пожал плечами.
– Кто его знает, как оно тут лучше…
– Нет, нет, Василий Семёнович. Поверьте, нет ничего хуже одиночества. Я уж это точно знаю.
От непривычно обильного ужина тружеников «Пятьсот первой» разморило больше обычного, и едва отряд добрался до барака, как все, включая малолеток, которые обычно ложились позже всех, тут же попадали на нары. Устраиваясь поудобнее на туго набитом стружкой вперемешку с опилками матрасе, Василий посмотрел на Николая. Долговязый, мосластый тоболяк не помещался на коротких нарах, и его босые ноги торчали в проходе. После столовой они больше не говорили, но Василий чувствовал, что впервые за три года он встретил человека, с которым ему хочется общаться. А может, это просто образ Анечки так на него повлиял. В этом ещё предстояло разобраться…
Не успели ещё дневальный с помощником унести на просушку валенки, как со всех сторон уже слышался храп. Барак спал. Только в отгороженном занавесками «воровском» углу блатных горела лампочка и, как обычно, шла какая-то возня. Зверев опустил голову на шуршащую, набитую соломой подушку и закрыл глаза. Сквозь накатывающую сонную пелену откуда-то издалека донеслись разухабистые переливы гармошки.
Проснулся Василий от невыносимой головной боли. Поворочав во рту сухим шершавым языком, он открыл глаза и приподнялся. В висках гулко стучало, голова казалась чугунной.
Проникающий в окна свет белой северной ночи тускло освещал помещение. За длинным столом посередине барака, положив голову на руки, спал дневальный. В углу у блатных было темно. Только в тамбуре, как всегда, горела единственная лампочка.
Опустив ноги на пол, Василий сгрёб под мышку бушлат и медленно поднялся, мысленно благодаря судьбу за то, что он спал на нижних нарах. Каждое движение гулко отдавалось острой болью в голове, и, если бы ему пришлось сейчас спрыгнуть со второго яруса, он бы, наверное, тут же и умер. После пересоленной селёдки и страшной духоты сильно хотелось пить. Покачиваясь, он дошёл до стола, взял кружку, зачерпнул воды из стоявшего на печке ведра и залпом всё выпил. Вода была тёплая и дрянная на вкус, но стало немного легче. Хорошую, хоть и желтоватую от переизбытка железа воду из ручья водовоз привозил в столовую и администрацию, а для питья и умывальников заключённым набирали в небольшом озере с талой водой рядом с лагерем.