Голодные, чуткие на запах любого съестного заключённые, едва войдя в столовую, мгновенно уловили аромат селёдки и соевого супа и заметно оживились. Василий, потянув носом, тут же ощутил в животе болезненный спазм и сглотнул. Он посмотрел в угол, где за столом уже принимала пищу вторая бригада. Да, сегодня действительно к соевой похлёбке давали ещё и селёдку, хотя обычно было что-то одно. Получив посуду, Василий поспешил занять место подальше от блатных. Те всегда сидели в дальнем от входа углу стола, и никто не хотел садиться с ними рядом. Шестёрки уголовников, развлекая своих главарей, постоянно издевались над соседями, а то и отбирали у них еду, поэтому все старались успеть сесть от них подальше.
– Подгорному майора дали за отличные показатели, – услышал Василий у самого уха голос Николая. – Вот он и расщедрился.
Начальник лагеря Подгорный Михаил Тимофеевич, прошедший войну настоящий боевой офицер, с громким командным голосом и суровым нравом, по возрасту явно засиделся в капитанах и, судя по двойной порции заключённым, суете поваров на кухне и довольным физиономиям охранников, решил отметить долгожданное звание с размахом.
– Определённо сегодня хороший день, – улыбнулся Василий, глянув на усаживающегося рядом Чупракова. – Впервые за три года приснилась жена и наша квартира в Ленинграде, познакомился с вами, а тут ещё и праздничный ужин!
Николай хотел было что-то ответить, но раздатчик уже плюхнул в миску черпак на удивление густого соевого супа, его помощники следом выдали селёдку, налили кипятка, и все разговоры вокруг тут же прекратились.
Василий достал из кармана остатки хлеба и первым делом принялся за селёдку. Надкусив зубами у головы кожу, он аккуратно оторвал со спины длинный жгут сначала с одного бока, потом с другого и, тщательно пережёвывая, с наслаждением съел самые вкусные кусочки, заедая их хлебом и супом. Надзиратели в предвкушении грандиозной попойки пребывали в благодушном настроении и никого сегодня не торопили.
– Приятно знать, что где-то тебя ждут родные люди. Это помогает выжить, – сыто вздохнул Николай. Он, как и большинство сидящих за столом, по выработанной годами заключения привычке управился с пайкой за пару минут и теперь осторожно прихлёбывал из кружки кипяток. – А меня никто нигде не ждёт. Ни жены, ни детей. Родителей и братьев ещё в двадцатых не стало…