А после тигра, с усатым дядькой, вышли два японских толстяка в женских прическах и таких узких трусиках, что и все их сидячие места были представлены будто напоказ и выпирали, как пара Фудзиям-близнецов. Сперва японские дядьки стали кланяться друг дружке: ты, мол, меня уважаешь – и я тебя уважаю, а потом уже схватились и стали вовсю барахтаться. И оказалось, что это японские борцы-сумо, правда, никаких сумок, как к примеру у кунгуру, я у них не заметил, хотя опять же они и сами-то были, вроде как туго набитые сумки. Борцы эти так сильно напрягались всевозможными своими мускулами, что публика с нетерпением ждала, что трусики на них вот вот лопнут, видя в этом даже и весь смысл представленья. Но, видно, что у них в Японии эти изделия самой высшей прочности, и потому при всех мощных телодвижениях и напряжениях этих толстяков трусики просто ни за что не желали рваться.
Папуля сперва не принял никакого участия в этом представлении и полеживал себе вовсю расслабляясь (раз уж канатного плясуна из него не вышло), и отдыхал словно уставший от жизни лев, на красного плюша барьере, окружавшем цирковую арену. Но кряхтенье и сопенье борцов уже скоро привлекли и его вниманье, и тогда, следуя известной заповеди человеколюбия, про которую пастор Сипли нам давно уж все мозги прожужжал: «де ближнему надлежит непременно оказывать помощь во всех его горестях, несчастиях и невзгодах». Вот папуля и поспешил на помощь страждущему ближнему, что он, к чести его надо сказать, и всегда делает, в особенности когда ему это ничего не стоит.
Правда, кто из этих двух борцов ближний, а кто нет папуля еще не решил и потому и схватился сразу с обоими японцами и пошел обрабатывать их по всем телесам и руками и ногами. Он футболил своими тяжелыми сапожищами по всем их мясистым местам, а японцы, не видя истинной причины сего явленья, подозревали в этих подлых подтычинах друг дружку, хотя и не вполне понимали, как это противнику такое удается. А от непонимания ярилися еще сильней.
Правда, борцы уже и подозрительно оглядывались по сторонам, предполагая некий подвох, но только ни за что не смогли бы догадатьться какая незримая сила угощает их столь славными тумаками. Они лишь вздрагивали да ойкали всякий раз получая отменный пинок и хватались за ушибленные места. Но нам-то, Хогбенам, все было преотлично видать, мы ведь переключились на невидимое зрение и ржали все время без передыху, глядя на эту дурацкую схватку. Только крошка Сэм, видно, чего-то испугавшись, залился вдруг таким ужасным ревом, что у всех бы, наверно, просто уши отвалились, не заткни мамуля ему громкоговоритель носовым платком, так что все еще, слава Богу, обошлось без жертв, хотя шериф и заметал уже сердитые взоры в нашу сторону.