Вливая новые смыслы в песню, которая была не допета,
Исчезая в сплетённых руках и прохладной ртутной поверхности озера, в комарах и случайных снимках,
Юбках, шлёпках, топиках, звенящих браслетах, невидимках,
Смехе посреди тёплых ночей на улицах города, где ещё зелёные яблоки, ещё не покраснела рябина,
Где мощно скрежещут крыльями толстые жуки, полные важности и хитина,
А ливень сбрасывает со стола всё и выпаивает своей влажной ладонью траву, поднимает головки цветов властной торжествующей песней.
И всё кажется значимей. Интересней.
Выжимай рассвет, выцеживай из него полусвет и бледные звёзды.
Спит в проталине древний истаявший дед, выдыхает сладость сквозь ноздри.
Мы – прошитая звездной нитью вода, заплетенная в пояс защиты.
Проплывает бесшумно насквозь суета, а глаза наши вечностью сшиты.
Не вставай, я открою для смерти портал, на огне, перед адскою бездной,
Закипает, тяжёлой волной дрожа, джезва.
Моя лестница в небо состоит из двух ступеней.
Первая величиной с двухэтажное прошлое.
Вторая давно провалилась и рухнула, но рушится бесконечно в своём призрачном силуэте,
Стирая в кровь мои надежды на «жили долго и»,
Получается, что счастливо – недолго,
В основном падаем к подножию.
Говорят, бойся незнакомых собак, не теряй дневник (документ), тщательно вычищай каждый зуб и не связывайся с тем, с чем нельзя связываться,
А пьяный дух катастроф всё равно распахивает твою дверь с ноги.
Она уже слетала с петель сто раз, стоит прибить обратно – распахивает.
И спрашиваешь, да как же так, вот мой дневник за шестой класс, я же старался быть хорошим, я же старушек до дома доводил с тяжёлыми сумками.
А дух говорит – да я пьян, давай разрушим призрачный силуэт твоей второй ступени.
А то ты как-то слишком поверил в «и счастливо»,
Ну и вообще – не ищи логику в катастрофах, просто ты избранник судьбы, у тебя взгляд в сердцевине сиреневый.
А за всё нужно платить. Похлопай мне, что ли, ритм, будем рушить весело.
Ну, что поделать: хлопаю.
В по-рядке, в по-лутьме, в по-росли юной сирени.
Спотыкаешься, хватаешь осколки камня, отголоски тени,
Падаешь назад и слышишь эхо на дне колодца:
Тот, кто сшит грубыми нитками палец к пальцу, порвётся.
Кольца гремят в полусвете, как трущиеся галактики.
Тают медведи и небо в подводной Арктике,
Стираются гуашью в непрочности исторических книг,