А что теперь?.. А теперь, а теперь в нашей жизни канитель. Земля зарастает соснами, елками, березками: как же без них, без родимых, – край-то березовый; и вновь приобретает первозданное одичалое состояние. Правда, огорчает это не всех. Сестра даже радуется: «За грибами теперь далеко ходить не надо».
Ивану же было обидно за предков, стыдно перед ними. Он перекрестился и низко поклонился: «Простите нас, непутевых потомков. Профукали вами нажитое, разбазарили. Все за синей птицей гоняемся. А она хитрющая, ловкая обманщица каждый раз ускользает, оставляя в руках наших лишь жалкие потрепанные перышки. Не живется нам спокойно, не работается. Хотя… Может быть, дело не только в нас и не столько в нас, айв неразумной аграрной политике властей: этак она может народ и без куска хлеба оставить. Да и вообще – нерадостна людская история – постоянные войны, революции, перевороты, захваты… Не было и нет покоя на планете. Постоянно мятется человечество, бурлит».
С невеселыми мыслями Иван двинулся дальше. Теперь он полностью сориентировался на кладбище и шел, не торопясь. А куда спешить? Сюда опозданий нет. Все мы движемся в одном направлении, только одни с Богом в жизнь вечную, другие – в преисподнюю.
Не доходя до центральной дорожки, Иван уперся в ограду. На большой черной плите луна высветила белую надпись: Шахновский Александр Николаевич. Они с Иваном были закадычными друзьями с детства, и нелепая смерть друга под гусеницами трактора долгое время не давала покоя Ивану. Если бы хоть «за други своя». А тут из-за суеты и неопытности молодого напарника. «Здравствуй, брат. Только что думал о нашей запущенной земле. Последним пахарем, Саня, ты здесь был; надо же, целое отделение совхоза на тебе держалось. С тех пор, Саня, ни один плуг не касался наших полей. Забурьянилась земля, мхом позарастала. Вот такие дела, друже. Ты меня прости, если что не так. А не так, много чего было». Иван коснулся рукой холодного мерцающего мрамора: «Прости, Саня:
Мы теперь уходим понемногу
В ту страну, где тишь и благодать.
Может быть, и скоро мне в дорогу
Бренные пожитки собирать.
Знаю я, что не цветут там чащи,
Не звенит лебяжьей шеей рожь.
Оттого пред сонмом уходящих
Я всегда испытываю дрожь…
Помнишь, мы взахлеб читали есенинскую лирику, упивались словами и образами, точно определяющими Божественную красоту русской природы? Да и не только природы… Мы были молодые, задорные, сильные и яркие; осязаемые образы свиданий с девушками очень даже будоражили наше воображение.