Выткался на озере алый свет зари.
На бору со звонами плачут глухари.
Плачет где-то иволга, схоронясь в дупло.
Только мне не плачется – на душе светло.
Знаю, выйдешь к вечеру за кольцо дорог,
Сядем в копны свежие под соседний стог.
Зацелую допьяна, изомну, как цвет…
Нам, бесшабашным, невдомек было, что очаровывались мы верхним слоем его стихов: цветущим, ароматным, с небесной синью и веселым шелестом берез, не пытаясь заглянуть вглубь. Оказывается, Саня, были у Есенина и другие, более глубокие слои. Даже здесь, в этом стихотворении, он в начале говорит, что на душе светло, а в конце:
И пускай со звонами плачут глухари.
Есть тоска веселая в алостях зари.
Как тебе – веселая тоска? С годами у Сережи веселости становилось все меньше и меньше, а щемящей тоски все больше.
Этой грусти теперь не рассыпать
Звонким смехом далеких лет.
Отцвела моя белая липа,
Отзвенел соловьиный рассвет.
Для меня было все тогда новым,
Много в сердце теснилось чувств,
А теперь даже нежное слово
Горьким плодом срывается с уст.
О чем он тосковал?.. Можно только догадываться. Может быть, о невозможности исполнения желаний на Земле; а может быть это вечная тоска Адама об утраченном Рае; или о той Любви, без которой человек «звенящая медь»? Лучше апостола Павла о ней никто не сказал. Для меня его слова звучат как гимн: «Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится».
Вот такие дела, Саня! Эта Любовь абсолютна и вечна, а наша: полюбил – разлюбил, разлюбил – полюбил… Человек, открывший свое сердце Божественной Любви, никогда не затоскует, не впадет в уныние, тем паче в отчаяние. Есенин, конечно, понимал, что порастратил себя на приземленную любовь, страдал, но вырваться из этого плена не сумел:
Может, поздно, может, слишком рано,
И о чем не думал много лет,
Походить я стал на Дон Жуана,
Как заправский ветреный поэт.
Что случилось? Что со мною сталось?
Каждый день я у других колен.
Каждый день к себе теряю жалость,
Не смиряюсь с горечью измен.
Я всегда хотел, чтоб сердце меньше