– В столице воздух тугой, влажный. Чтобы его прокачать, грудь напрягаешь. А в наших краях сухой, невесомый. Не замечаешь – дышишь.
– А петь где лучше? – спросила я.
– Здесь, конечно! Я и пела! Ох, как я пела!!! – Антонина мечтательно закрыла глаза. – Из соседних деревень приезжали. Знали, концерт будет.
– Наверное, аплодисменты, поклонники…
– Какие поклонники! Тогда и слова-то такого не знали. Чувствовала – радость от меня людям. Аплодисментов особых не помню. Помню, сидят рядком зрители, скупо хлопают негнущимися ладонями, сдержаны. Весь их восторг – в глазах. Скромные люди, красивые…
– А в хоре Пятницкого?
– Там – конечно! И блеск, и овации. И поклонники… Ты знаешь, – Антонина повернулась ко мне. – Где потом я только не выступала: и в Москве, и на гастролях по странам, а все равно эти вечера вспоминаю, деревенские…
– И за границей пела?
– А как же! Хор Пятницкого – сама понимаешь… Только отсюда весь запал. – Тонкими пальцами она прикоснулась к шершавой коре берёзы. – Я до сих пор надежный тыл чувствую, словно стоит кто-то за спиной, меня прикрывает. Столько лет прошло… Многих уже нет в живых… – Она посмотрела на крест.
– Но подожди – а Коля? Он тебя слушал? Ему нравилось, как ты поешь?
– Думаю, нравилось… Но он скромный был, стеснялся сказать. И в любви не решился признаться. А может, и не умел… Чувствовал он, не быть нам вместе – я на сцену рвалась.
– Но как ты поняла, что он любит?
Я сорвала с берёзы серёжку, собрала в ладонь семена и подбросила их лететь по ветру.
– А так и поняла: покойно и радостно, когда были вместе. Счастьем накрывало с головы до ног – как объяснишь? Говоришь без остановки, идёшь, куда глаза глядят, не считая часов…
– А потом? Почему вы расстались?
– Я учиться уехала. Коля постеснялся меня беспокоить. Говорю – скромный. Понимаешь, я была для него… – Антонина задумалась. – Вроде иконы… Шли рядом, а он не решался взять за руку.
– Может, боялся обжечься? А ты?
– А я бы все отдала, чтобы вместе быть!
– Но почему ты сама не сказала о любви? – Я возмущённо стряхнула с руки букашку. – Если Коля стеснялся, почему ты – то молчала?
– Я была гордая, не могла прогнуться. А уехала, меня сразу замуж позвали, – ответила горестно, тихо.
– Ты девушка видная, – Я залюбовалась тонким профилем нежного, чуть увядающего лица ещё красивой Антонины, её пухлыми губами, даже горестной морщинкой на лбу. – И сейчас ничего.