«Смотри, Линулечка моя, – сказал ещё деда Кось, попыхивая маленькой кукурузной трубкой. – В этих фото – я останавливаю даже время. Цветные снимки хороши, пока не начнут выцветать – в красный, жёлтый, а то и синеватый такой. Бывает, вообще все краски пропадают, остаётся только бледное пятно с контурами: то ли человек, то ли дом. А чёрно-белые – они из основных цветов, поэтому держатся гораздо дольше. Некоторым уже век и больше, а словно только вчера их напечатали. Время отступает от них, стороной обходит – не хочет быть схваченным…»
Слова эти были тоже не совсем понятны маленькой Линке, но словно заклинание – отпечатались в её сердце. Она зачаровано смотрела на бабая, пускающего колечки дыма в потолок, не спешившего продолжить свои рассуждения. А то, что он сказал минутой позже, и вовсе поразило воображение ребёнка.
«Когда делаешь чёрно-белое фото, нет никакого шанса скрыть суть. Цветастым можно отвлечь глаз, потакая в том числе человеческой привычке не видеть сути. А монохром беспощаден, он выявляет тайный контур, с которого всё началось. А заодно – он может показать мир как раз без людей, которые обычно желают раскрасить его в себе угодные краски. – Деда Кось подался к приоткрывшей рот внучке, сощурил единственный глаз, тёмный как у птицы, и заговорщическим тоном, почти шепотом добавил: – Запомни, Линулька моя, захочешь посмотреть на мир без людей, на истинный мир, сделай чёрно-белое фото. – И подмигнул ей: – Хочешь попробовать?»
Ещё бы она не захотела после дедовых слов! И это был самый волшебный день в её жизни, когда бабай Кось торжественно вручил внучке свой плёночный фотоаппарат – громоздкий, неудобный для детских ручонок и весь такой настоящий. Конечно, дедушка помогал Лине, придерживал агрегат снизу, когда руки внучки начинали от напряжения ходуном ходить. Помогал настраивать резкость рычажками на объективе, а вот что снимать и как – это он доверил полностью ей.
И Линка исщёлкала чуть ли не всю плёнку, ловя в видоискатель разное: старый чайник с вмятиной на боку на газовой плите; удивительно бодрую герань на окошке с вязаной занавеской; там же, рядом с горшком – массивную хрустальную пепельницу, в которой лежала другая дедова трубка, выточенная из толстого узловатого корня. В коридоре – Линкины босоножки рядом с огромными, растоптанными туфлями деда Кося. Лестницу со второго этажа на первый, кошку на крыльце, уставившуюся точно в кадр. Куст акации и закатившийся под него полусдутый мяч. Пустую песочницу с забытыми ведёрком и совком. Пустые качели чуть не посреди детской площадки, а за ними – столь же восхитительно пустой двор до самого забора детского садика…