– Глупо отрицать обратное, – этот низкий, пробирающий до самого нутра голос отдавался вибрацией в ребрах.
Два отрицания в одном предложении тревожный знак. Ларссону удавалось сохранять трезвость рассудка и вести здравые рассуждения, хотя его мыслям уже следовало утратить ясность.
– Напомните, подарить вам на Рождество медицинский справочник, мистер Ларссон, – бдительности терять не стоило. Не здесь, не сейчас и не с ним, какими бы глубинами не смотрело на нее токсичное зеленое море. От пронзительного взгляда ей померещилось, будто рядом кто-то другой – кто видел ее насквозь, прямо как… Она тряхнула головой. Перед ней Адам Ларссон – редкого цинизма скотина – лишь копия Лиама с поправкой на возраст и предпочтения. Вернее, это Лиама стоило считать его копией.
– Мистер Ларссон, – хмыкнул он. Что греха таить – ее пренебрежительный тон заслужен. Адам надеялся все исправить со временем. Начать делать шаги навстречу никогда не поздно.
– Имя свое помните, это не деменция, – с дежурной шуткой про возраст она парой шагов пересекла уже больше половины себе дозволенного и оказалась очень близко. Хрупкая, открытая и человечная. Она стояла рядом и манила коснуться. Все в его голове кричало, что это иллюзия, ловушка, обман, но Адам лишь притягивал ее еще ближе.
– Опять не можешь вовремя промолчать, – не вопрос, а утверждение.
Не с его репутацией на что-то рассчитывать. Впереди Адама уже шла слава, что на утро он и не вспоминал, с кем провел ночь, и путался в толпе уже побывавших в его постели. Старательно созданный образ падкого на женское обаяние сердцееда сделал Ларссона заложником и лишил возможности хоть на день отречься от этой личности. Адам Грегори Ларссон все же стал величиной. Довеском к статусу шло уже сформированное общественное мнение. Оспаривать – крик одного человека против сотни голосов. Оставалось только смириться и уйти, опровергая известные о нем факты. Вот только уходить почему-то уже не хотелось.
– Только когда мне есть, что сказать, – теплые пальцы обожгли замерзшую кожу, когда его рука коснулась щеки. Эванс дернулась, но не отступила: прижалась к широкой ладони, неловко накрывая своей.
Сильные руки оплели хрупкий стан и стиснули в крепких объятиях. Адам чувствовал, как колотится ее сердце – стук отдавался эхом в его груди. Он больше не желал снова отпускать, смыкая руки за ее спиной. Коснувшись ее лба губами, Ларссон проверил, насколько же сильно она замерзла, и глубоко вдохнул, уткнувшись носом в посеребренные пеплом волосы. Запах миндаля ударил в нос. Дыхание сбилось. В глазах на мгновение потемнело. Адам сам не заметил, что уже буквально вжимал Эванс в себя, и только тихое тиканье часов возле правого плеча напомнило ему о необходимости дышать для них обоих.