– Вообще-то, виски пьют не из таких вот мелких рюмок – эти, по сути, водочные… ну, да ладно… не на приеме, в самом деле… – дядя Никита возвращается в свое кресло, – прошу… угощайся…
Смутная горечь заволакивает гортань.
– "Johnie Walker"… Кручина из Управделами подарил по старой дружбе… – дядя Никита какое-то время глядит как бы с мечтательным любопытством на полупустую рюмку, затем вновь подымает глаза на Костю, – Чувствуешь, как хорошо идет?.. прекрасный напиток, да… правильный… В сущности, хорошее виски пьется без закуски даже… в отличие от плохого… без всякой там содовой и прочей ерунды… это тебе не коньяк… и не водка, тем более…
Костя кивает согласно. Дядя Никита вновь наполняет рюмки на треть, затем встает, берет со стола бутылку, закрывает ее пробкой и без лишних слов ставит обратно в бар.
– Ну, Константин Седых, надежда советского востоковедения, что скажешь?.. – сложив на груди руки, он теперь полулежит в своем кресле, – как продвигается твоя аспирантура?
Костя торопливо отвечает, стараясь выбрать несколько развязный даже тон, однако, несмотря на все усилия, с неизменной досадой обнаруживает в собственных словах все те же, забытые, казалось, со времени прошлогодних военных сборов, предательские следы гаденьких подобострастных интонаций. "Ч-черт… почему я так… говорю… с ним…" – сокрушается Костя, в то время как дядя Никита слушает его с непроницаемо-внимательным выражением лица.
– Что ж, хорошо… хорошо… Кто, говоришь, у вас проректор по аспирантуре?.. Соколовский?..
– Пашич…
– Владимир Иосипович?.. знаю такого… грамотный специалист, да… сильный… он вашему курсу читал что-нибудь?..
– Страноведение…
– Ну и как?.. интересно читал?.. – дядя Никита несколько раз провел рукой по подбородку, – я тебе доложу, он очень, очень знающий человек… глубокий человек… глубоких, да, основательных знаний… не поверхностных, а именно – глубоких… аналитик… да… он во втором европейском работал… потом референтом у Громыко…
Костя почел за лучшее промолчать – он слишком хорошо помнил этого Пашича, чьи маленькие мутные глазки оживали, лишь когда в поле их зрения попадали коленки сколько-нибудь смазливых студенток; этого затерявшегося в Москве толстощекого потомка каких-то диковинных югославских эмигрантов, скороговоркой бубнившего свои лекции, длинные и скучные, как отчетный доклад на партийном съезде.