– Не узнаешь? Правда, не узнаешь? – в его голосе присутствовал легкий акцент. Только иностранцев мне сейчас и не хватает. Желательно немцев, чтобы уж вляпаться до самого донышка ада. А можно и евреев, чтобы от стыда за прадедушку сгореть.
– Я ожидал другого приема, – между тем продолжал парень.
Прием ему не нравится! Принц кровей! Шеф ему свой кабинет выделил, Когда такое было-то?!
Парень достал из барсетки модного дома Артрами, стоимостью моей годовой зарплаты, какое-то старое фото, секунду полюбовался на него и бережно протянул мне. Слезы заполонили глаза. Со старой пожелтевшей фотографии на меня смотрела молодая мама. У нее на руках сидела трехлетняя я. По физиономии было видно, как мне хорошо и удобно на маминых коленях. Вокруг в два ряда были какие-то люди. Рядом с мамой в первом ряду сидела женщина очень похожая на маму. У нее на коленях малыш примерно моего возраста, одетый в матросский костюмчик.
– Теперь узнала? – подал голос парень.
Смутные воспоминания – чья-то дача. Незнакомые люди. Мама обнимается с молодой женщиной, очень похожей на нее. Обе мокрые от слез. Я вцепилась в мамин подол. Мне зябко и тревожно. Вот мама присаживается на колени и говорит женщине:
– Это моя дочь. Тэичка.
Женщина тоже приседает и всматривается в мое лицо:
– Ничего от прадеда нет. Славянская кровь пересилила. Ниночка, Ниночка, А могла быть королевой!
Мама нисколько не смутилась;
– Я хочу все забыть. А где твой сынок, сестренка?
Женщина окликнула пробегающего мимо карапуза. И взяла его на руки:
– Вот мой Генри. Красавец, правда?
Мама согласно кивнула и почему-то крепче прижала меня к себе. Потом было коллективное фотографирование и к вечеру мы с мамой уехали домой. Больше я никого из этих людей никогда не видела.
Только одного. Перед рождеством в тот же год к нам в дом постучался старик. Мама молча впустила его в дом. Папа был на работе. Старик прошел в гостиную и позвал меня. Почему-то я его не испугалась. Старик погладил меня по голове, из дебрей своего необъятного плаща достал какую-то коробочку, потертую до дыр. Открыл ее. Там что-то лежало. Старик очень бережно достал какое-то колечко и стал надевать на мой пальчик. Колечко было большим, а пальчик махоньким. Старик осторожно запихнул в кольцо сразу три моих пальца. Мне было щекотно и смешно. Старик тоже улыбался. Кольцо стало теплеть и заиграло зелеными бликами. Мама с ужасом ахнула. Старик вздохнул и погладил меня по голове: