Когда дверь за ней затворилась, он повернулся на боковую и свернулся калачиком. Думал, поспит себе вволю. Но лишь задремал, а потом словно торкнуло что-то. Вздрогнул и на подушке приподнялся. Хмель ушел совсем и непокой на душе снова взыграл, хуже даже взыграл чем вчера вечером. Но тогда он его винцом притушил, а теперь что? Не хлебать же с утра горькую.
Но мысли одна хуже другой лезли в голову. Он вспомнил, как вошел вчера на куртаг к императрице. Она разговаривала со светлейшим князем Потемкиным, но сразу оторвала от Потемкина взор, как только объявили о нем. Взгляд ее величества, направленный на него, графа Алексея Васильевича Погожева, статного красавца двадцати девяти лет от роду, был полон интересом и …. Еще что-то в нем читалось. Толи вызов, толи надменная холодность. Впрочем, она улыбалась. Улыбалась, как могла улыбаться только она одна. И никак нельзя было знать вточнности, что эта ее улыбка значит.
К ручке его допустили, но даже пустого не спросили. Императрица Екатерина Алексеевна только кивнула (благосклонно ли?) и сложенным веером показала на собравшихся в зале придворных, мол, изволь граф с другими разговоры говорить. Сама же обратилась вновь к своему Циклопу. Тот проводил графа ехидным взглядом, что засветился в его единственном глазу сразу при графском приближении к трону, но и слова не сказал, руку подал нехотя, но все же подал. Никакой явной вины графа ни в чем не было, хотя, если разобраться, то и неявной тоже.
Граф приподнялся на локте и сердито вмазал кулаком по подушке. Да если даже и была какая где вина, то уж допрежде всего перед собой граф был виноват, но и тут даже не он, а его переменчивая фортуна. Она вознесла его на самый верх, она же оттуда и скинула. Не шутка была попасть в случай без протежирования самого светлейшего, а также и минуя пробирную даму Протасову. Одному Григорию Орлову удалось, да это было еще во времена оны – тогда государыня и государыней-то не была, а была обойденной вниманием мужа великой княгиней, Бог весть, что было у нее впереди.
Теперь же все иное. Теперь есть Григорий Александрович – морганатический супруг, как поговаривали, да еще и доставитель молодых красавцев для царских утех. Он же Алексей Васильевич, попал в альков минуя его строгий отбор и все прочие инстанции, да вот долго там не задержался, по капризу злодейки судьбы и к злорадству Потемкина, наверное. Алексей Васильевич вовсе не был уверен, что Потемкин сильно злорадствовал и что он злорадствовал вообще – по той простой причине, что не был уверен, воспринимал ли его Потемкин достаточно серьезно, чтобы испытывать какие-либо чувства по поводу его возвышения или падения. Мелкопоместный дворянчик по рождению, Потемкин за последние лет десять столь возвысился, что уже не советником и другом императрицы себя мнит, а уж чуть ли и не самим императором. Что и говорить, вот с ним фортуна обошлась куда более милостиво – даже молоденькие красавцы фавориты не могут перейти ему дорогу, идет все вперед да вверх, хотя, конечно, тоже иногда спотыкается. Но вовсе не так как Погожев – на ровном месте, да еще так чтобы полететь лицом в грязь.