Напротив меня лежала Марина, девочка лет двадцати трех. Так получилось, что у неё случилась любовь с негром, светлая и романтическая, в отличие от его цвета кожи. Длилось это счастье ни много, ни мало, два года, а потом негр уехал, насовсем. И Марина поняла, что жизнь закончилась, и провалилась в пучину депрессии. Два раза она пыталась от безысходности свести счёты с жизнью, а потом пришла в эту клинику. Лежит здесь второй раз, чувствует, что безнадёга отпускает, скоро выпишут.
Полина Ивановна, ей, наверное, тогда было столько лет сколько мне сейчас, и кровать её стояла у противоположной стены. Она была поджарой, загорелой, резкой, я ей любовалась. Она была бабушкой внучки, которая в год и два месяца умерла от воспаления лёгких, ну не могла она принять эту смерть, никак не хотела отпускать свою маленькую внучку. Иногда вечерами, она рассказывала, как завидует своей дочери, которая снова родила и почти перестала горевать по умершей дочери. А я просто слушала, я не знала, как правильно поступать в таких случаях.
Я просто смотрела вокруг, а иногда сравнивала свою ситуацию и чужие. И если некоторые мои соседи могли рассказать о своем горе, я еще совсем не была готова распахнуть свою душу для посторонних. Я смотрела, слушала, читала и думала. Думала в основном о себе, потому что совершенно не понимала, как дальше жить и что делать. Если бы на мои мозги не действовали лекарства, сложно бы мне пришлось. А во временном тумане было вполне терпимо.
Третья женщина, которая лежала рядом, не помню её имени, помню, что она была из Усть-Илимска, сказала, что тоже её жизнь поломали. Поехали на Братске море, взяла с собой сына и соседского мальчишку, четырнадцать лет. Три дня купались, загорали, все было хорошо. А перед отъездом решили понырять с берега. Что-то соседский мальчишка не подрассчитал и стукнулся головой о дно, последствия-смерть. Она умерла вместе с ним, на том берегу.
Её никто не обвинял, ни родители погибшего мальчика, ни правоохранительные органы. Она сама не могла себе простить, что недоглядела, разрешила, отвлеклась, она целыми днями сидела на кровати и гоняла в голове эту ситуацию. Сидела, сцепив руки в замок и раскачиваясь на кровати. Она была самой тяжёлой из нас. Мы боялись к ней подойти, хотя она не была не злой, не агрессивной. И на нас реагировала вполне адекватно.