– Айли, а если завтра она придет с проколотым пупком, ты будешь так же добра к ней?
Мама ничего не отвечала на это, лишь звонко целовала папу в губы. Это ее оружие всегда работало. Папа прекращал бубнить и подставлял лицо для маминых поцелуев. А я, как любой подросток, вздыхала, закатывала глаза, делая вид, что мне до ужаса противно смотреть на это, и уходила в свою комнату. Но на самом деле, мне нравилось, что мои родители любят друг друга. Любому ребенку теплее жить, когда родители любят друг друга.
Несмотря на то, что мы с мамой были совсем разные, окружающие часто говорили, что мы похожи. Наверное, потому что у нас обеих были черные волосы, бледная кожа и темно-карие, большие, слегка раскосые глаза. Ну и ещё мы обе с ней были своенравны, упрямы и остры на язык. Мама шутила, что мы с ней особенные, как редкий вид черных стрекоз.
– Почему чёрные стрекозы? Таких не бывает! – смеялась я.
– Еще как бывают! У них самые острые зубы и самые сильные крылья. За нашей женской хрупкостью тоже скрываются острые зубы! В самых сложных ситуациях, даже когда выхода нет, помни, что у тебя есть зубы и крылья, Дана! Поняла?
– Поняла! Я зубастая стрекоза! Я лечууу! – смеялась я и, раскинув руки, бегала по комнате, ловила маму в объятия.
Сейчас, когда мамы больше нет рядом, я не ощущаю той легкости, о которой она говорила. Я не стрекоза, я тяжелая, неповоротливая черепаха. Невыносимая тяжесть горя живет внутри меня. Тяжесть и злость на мир за его несправедливость. Эти чувства накрыли меня панцирем в тот момент, когда я узнала, что мама погибла, и с тех пор я не могу из него выбраться. Иногда мне кажется, что она бросила меня, оставила одну-одинешеньку на произвол судьбы. Это было не столько больно, сколько обидно. Может, из-за этой обиды я постоянно вижу ее?
Отец поначалу говорил, что я не могу ее "отпустить", что мне нужно научиться относиться к смерти, как к неизбежности. Ведь это то, чего нельзя изменить. Еще отец говорил о судьбе, о предназначении, о том, что у каждого свой путь и свое, отведенное на земле, время. Меня раздражали эти разговоры. В юности сложно смириться с неизбежностью и предопределением, думается, что все всегда все должно идти так, как хочется. Поэтому мне хотелось делать все наперекор отцу, менять мир и судьбу своими руками. Чтобы отец понял, что я сильнее какого-то там предопределения.