– Это был ад, пан Глеб, – он неожиданно назвал Невзоровича по-взрослому. – Настоящий ад. Тропическая лихорадка, с которой наши жолнеры умирали десятками. Дизентерия. Жара, такая, что казалось, голова лопнет под уланкой. Москиты. Змеи и аллигаторы. И никакого пива. И черномазые…
– Хорошие вояки? – понимающе спросил Глеб, но пан Рыгор насмешливо его поправил:
– Хорошие убийцы. Головорезы. Ходили слухи, что они убитых белых… едят.
– Ну уж, – не поверил Глеб (подумалось мельком: «Жалко Грегори тут нет – послушал бы, любит русский барчук такую экзотику – море, чернокожие, москиты и пираты…»), но Негрошо только едва заметно усмехнулся.
– После того, на что мы там насмотрелись, можно было поверить во всё, что угодно… они всех белых вырезали поголовно. Выпотрошенные трупы подвешивали на пальмах, собак человечиной кормили, отрубленные головы на пиках таскали по городу, женщин… ну ты понимаешь… На каждую по десятку-два чернокожих пришлось. Мало кто и выжил бы, даже если б и позволили. Но они не дали выжить никому. Чтобы новых французов не рожали, как сказал Дессалин.
На какой-то короткий миг он умолк.
2
Багровый закат висел над морем, странно окрашивая пальмы на берегу залива Гонав – корявые и шершавые стволы из серых стали золотисто-коричневыми, а перистая зелень и вовсе клонилась в чёрно-багровые цвета. С гор тянуло едва заметным ветерком, который отчётливо припахивал падалью.
Падалью смердело всё в городе – и сложенные из тёсаного камня стены колониальных особняков и форта Сен-Жак, и глинобитные лачуги около Железного Рынка, и мостовые, выложенные известняком. Над лужами засохшей, а кое-где уже и выцветшей крови, над лежащими там и сям на улице мёртвыми телами белых, над увешанными кусками трупов деревьями роями висели в воздухе жирные мухи.
Резня – иного слова и не выбрать.
Четверо в узком и тёмном переулке – благо по здешней жаре, да и неспокойной поре («неспокойной? – да вы оптимисты, панове!») – переглянулись. До берега лагуны было всего-ничего – не больше одного стае, да только попробуй, пробеги это стае. Особенно, если ты уже и не помнишь, когда в последний раз тебе воевать-то пешим доводилось – уланы, уланы, малёваны дети…
Впрочем, Рыгор тут же чуть тряхнул головой, отгоняя отчаяние, и едва не уронил в пыль под ногами квадратную высокую шапку с изрядно замазанным и потрёпанной шкофией на верхушке – уланку. Осторожно высунулся из-за угла – улица была пуста.