Ответа не помню. Бойко отвечала Аня, она же и вела теперь эту ладью.
Присмотревшись, я решил, что в молодости она была очень даже хорошенькая. Но, когда она встала и пошла зачем-то в кафе, открылись плоские пустоты штанишек на ее нешироком заду. Это было печально, хотя, судя по виду Саныча, печаль его как раз и покинула.
Я успокоился и отдался чужим веслам. Быстро темнело, было смешно и нескучно. Терраса все глубже опускалась в космические глубины ночи. Голоса женщин мешались с запахом их духов и с летом, плавно и бездумно кружившимся вокруг нас. И в этом кружении я пропадал, как в обмороке.
А потом вдруг все изменилось, в ноздри мне ударило знакомым запахом, и я увидел, что мы сидим в гараже у Саныча. В том же составе, и на столе высится шеренга из бутылок, приобретенных явно не на наши средства.
Инна сидела возле меня на шатком табурете, прочно рассиженном Вовой Брагиным. Саныч с Аней как-то интенсивно и парно передвигались взад-вперед, из чего было ясно, что выбор уже сделан.
Наливали, пили, курили безостановочно. Саныч и его «выбор» все куда-то бесконечно выходили, судачили на свежем воздухе. Я не вникал. Я сбросил с себя всякую ответственность и отдыхал, ровно ни о чем не думая.
Но рядом сидела девушка, и меня это к чему-то да обязывало. В моем восприятии она была не более чем собутыльник. Столь крупные формы я не мог обнимать даже мысленно. Но все же мы были людьми, а людям, да еще пьющим, положено разговаривать.
В течение следующих пяти минут выяснилось, что она замужем, что муж ее сейчас в отъезде, а ребенок у матери, и она проводит вечер с сослуживицей, а живет поблизости – дом через две остановки.
Про дом было неинтересно, я никуда не собирался. Но сказал, совершенно не думая:
– Обманывать нельзя.
– Можно, – спокойно возразила она.
Я очнулся и посмотрел на нее внимательнее. Вместо диванной подушки я вдруг увидел яркие темные глаза. Красивые глаза, и ума в них было гораздо больше, чем того требовали гаражные реалии.
– Что ты здесь делаешь? – спросил я.
– То же, что и ты, – ответила она, не удивившись идиотизму вопроса.
– То есть пьешь? – уточнил я.
– Нет, – сказала она. – Хорошо провожу время.
Она была умна, да еще и остроумна, и это меня отрезвило на время.
Вернулись в который раз Саныч с Аней. Они держались чинно, как верующие в храме, но что-то с ними уже произошло. Лицо Саныча счастья пока не выражало, но в горделиво нахмуренных бровях ясно читалась гарантия надежды.