– Хам! Красный палач! – продолжали кричать из толпы.
Две женщины рядом с Волковым неожиданно завизжали прямо ему в уши, словно кошки, которым наступили на хвосты.
Инвалид подскакал к виселице. Остановился, деловито придвинул садовую стремянку вплотную к столбу. По-хозяйски проверил, хорошо ли держится. Стал левой здоровой ногой на первую ступеньку, и, держась обеими руками за столб, с усилием взобрался наверх.
Оттуда он молча посмотрел вокруг сквозь щель уцелевшего глаза. И толпа, непонятно отчего, понемногу и нерешительно стала затихать.
Одноногий глубоко вздохнул. Выдохнул. Взялся двумя руками за тонкую медную петлю и просунул в неё голову. Толпа шевельнулась, прошелестела и затихла совсем. Кто-то охнул и снова – тишина.
– Православные, – разорванным голосом прохрипел инвалид. – Господь свидетель – невинно погибаю. Никогда красным большевиком не был и в чеке не служил. А вы… – обернулся он к легионерам. – Будьте вы прокляты отныне и до веку! Кара Господня настигнет вас, и детей ваших, и внуков.
Инвалид перекрестился и ударом своей деревяшки свалил стремянку. Струна врезалась ему глубоко в шею. Кровь из рассечённых артерий вырвалась двумя фонтанчиками и прекратилась.
Старик умер почти сразу, повиснув на струне, только дёрнулся два раза. И слегка осел в петле, когда струна прорезала горло и шею и упёрлась в шейные позвонки. На грязных брюках между ног у него появилось мокрое пятно.
Волков и Деревенко встретились взглядами и тотчас отвернулись друг от друга. Чемодуров беззвучно открывал и закрывал рот, как лещ, выброшенный на берег реки. И как лещ на песке, бессмысленно таращил старческие слезящиеся глаза.
– А разве… – проскрипел Волков, но голос не слушался.
Откашлялся, отдышался и продолжил еле слышно:
– Владимир Николаевич… Разве большевики верят в Бога? И крестятся?
– Не верят и не крестятся, – мрачно произнес доктор.
– Тогда как же его?.. – растерянно сказал Волков и указал взглядом на повешенного.
– Всё нынче просто. Как раз плюнуть. Этого я знаю. Знал… Он, действительно, служил в Американской гостинице. Устроился туда за два года до того, как там разместилась чека. Когда вернулся с фронта без ноги, хозяин гостиницы взял его плотником. Из жалости. Взял, чтобы солдат не пропал, как пропадают почти все они, на фронте изувеченные, от нищеты, водки и тоски. Но одно связывало его с чекистами. У начальника чека фамилия Лукоянов, а у мужика Лукин.