Сезоны Персефоны: по следам Колеса - страница 11

Шрифт
Интервал


Ужин пошёл своим чередом, но только слепой не заметил бы, что на тарелке у мужчины почти не убавляется, а что убавляется, то стекает из-под него на пол кровянистой жижей. Но женщина была слепа. Её муж, которого в сентябре угнали на фронт, в октябре объявили пропавшим без вести, а в ноябре погибшим, вернулся к ней, будто в мешке Деда Мороза доставленный. А что не помнит ничего, кроме её с сыном имён, так после контузии отбило, но в родном-то доме всё помаленьку вспомнится…

Вовка оживлённо жестикулировал и что-то предлагал. Мать сначала глядела на сына как на дурачка, но понемногу смягчалась.

– Вов, какие фейерверки? Люди спят!

– Ну мам, новый год же, подумаешь – послезавтра… И вообще, я та-акую ракету собрал, хочу папке показать, как полетит. Пап, пойдём во двор прям сейчас, а? Ты ж меня сам учил всей этой аэродинамике, баллистике…

– …динамике, – раздаётся из мужской фигуры. – Учил…

«Знакомое слово узнал, – радостно думает мать. – А пусть жахнут, вдруг у Гришки моего от этого память вернётся?»

Дальше всё стремительное и обрывочное, как плохой клип.

В руках у Вовки ракета, в тени у ног – канистра керосина. Вторую канистру его наставница уже опустошила, щедро облив за сараем старый плед. Чиркает под ракетой зажигалка – раз, другой, а огня всё нет. Мёртвый нос не чует, как разит керосином, а вот живой – очень даже.

– Вовка, кто тут керос разлил? А ну убери огонь, сгорим же!..

– Ого-онь, – исторгает из себя мужчина, озираясь невидяще и бешено. – Сгоре-ел…

Припав на четвереньки, с нежданным проворством он сигает в кусты – и натыкается на незримую преграду: кто-то из колдунов успел выставить силовой барьер.

Конспирация провалена, можно не стесняться. Наставница выскакивает из-за сарая, кидает плед на фигуру, в которой уже больше паучьего, чем человечьего.

– Сейчас!!

Ослепительная искра срывается с пальцев Вовки. Не зажигалка: собственный дар огня.

Пламя занимается мгновенно, возносясь в порыве ветра чуть не до крыши дома. Из-под пледа доносится утробный смертный вой. Вторя ему, вопит Вовкина мать:

– Ты что твори-ишь, ирод?!

Теряя тапки, женщина кидается в костёр, что в единый миг стал погребальным. Сын ловит её за кофту, получая в ответ отчаянную оплеуху; оба падают в сугроб. Скрюченными от ненависти пальцами та тянется к сыновней шее, но быстрая серая тень заламывает ей руки за спину.