Возмущенное таким обращением яблоко скатывается на пол, а поддерживающий его персик растекается рядом с ним сочным пятном. Женщина осуждающе качает головой. Согласна, неудобно выходит.
– Ты слишком резкая для приличной девушки, – берет салфетку, чтобы убрать останки несчастного фрукта. – Нельзя так. В гареме свои правила, которым ты должна подчиняться.
Конечно, только я – слон в посудной лавке, танцующий микс из канкана и гопака.
– Каков мой статус? – опираюсь обеими руками на стол между нами. – Свободная? Пленница? Рабыня? Кто?
– Ты – гостья нашего Повелителя, – произносит совершенно спокойно, не обращая внимания на мои эмоции.
– Почему тогда идёт речь о правилах?
– Воспитанные гости соблюдают их.
– Если не подчиняться? – в душе все сильнее поднимается гадкое чувство безысходности.
– Госпожа прикажет наказать такую неразумную девушку, – все тем же спокойным, ровным голосом, словно речь идёт об урожае кабачков.
Елки зеленые!
От этого заявления у меня волосы встают дыбом, причем во всех местах, включая самые труднодоступные.
– Как?
– Все зависит от тяжести проступка, – Рухама поправляет сползший платок. – От лишесходство добавляет диадема из звёзд в каштановых волосах. Сзади, смиренно склонив головы, стоят две девушки в простых белых платьях прямого покроя.
– Встань, – умоляюще шепчет Рухама.
– Мой сын, верно, считает меня глупой, – говорит вошедшая. – Он действительно думает, что в гареме можно что-то скрыть?
– Здравствуйте, – не придумываю ничего лучше этого. – Грушу хотите?
Рухама бледнеет, становясь похожей на лист бумаги, девушки делают шаг назад.
– Откуда мой сын достал эту дикарку? – морщит нос Кальяни. – И как она посмела занять восточные покои?! Рухама!
– Простите, Госпожа, – женщина кланяется ниже. – Повелитель сказал, что сам сообщит вам о гостье.
– Не перекладывай свою вину на моего сына! – произносит резко. – Ты должна была доложить мне! Повелитель владеет всем Царством, но в гареме правлю я!
– Простите, Госпожа.
– Она из числа невест?
– Вообще-то, – проглатываю остатки груши, – невежливо говорить о присутствующих в третьем лице.
Рухама бледнеет ещё сильнее, чуть не падая в обморок.
– Научите эту дикарку мыть полы и держать язык за зубами, – фыркает Кальяни. – Не знаю, зачем такой зверёк сыну, но видеть ее не желаю.
– Взаимно, – замечаю, что руки дрожат от страха, но остановиться уже не могу.