– Идите к черту!!!
После ухода священника в квартире еще долго раздавался истерический смех вперемешку с рыданиями.
7
Александр Петрович вошел в комнату, подошел к окну, распахнул шторы. В темную комнату хлынул дневной свет.
– Добрый день!
Надя нехотя открыла глаза, вяло зашевелилась:
– Что утро… Что день… Какая разница?
– Хандришь? Что-то вчера отец Илья так быстро ушел?
– Предлагал Боржоми… Я отказалась.
– Да, с тобой не соскучишься… То взрываешься как вулкан. То слово из тебя не вытащишь. Давай порисуем?
Надя тяжело вздохнула:
– Потом.
– Хорошо. А что ты хочешь?
– Хочу туда. – Она кивнула в сторону окна.
– Днем пойдем прогуляемся.
– Ты не понял, – в ее голосе послышались слезливые нотки, – я хочу к людям. Хочу быть с ними. Всегда.
Александр Петрович присел на край кровати:
– Ты же с нами…
– А я хочу с ними! – воскликнула Надя. – Хочу к людям! Сейчас!
– Надя… Подожди… У тебя все еще будет!
– Что будет? Что ты говоришь?! – Голос ее задрожал, по губам пробежала судорога.
– Успокойся…
– Мне все надоело! – вдруг закричала она и с силой ударила по стене кулаком. – Я устала! Здесь нечем дышать! Я не могу больше так!
Александр Петрович встал, обнял дочь, хотел взять ее на руки:
– Доченька моя…
– Не надо! – закричала Надя и вдруг с силой оттолкнулась руками от отца, вырвалась из его объятий и упала на пол.
Прямо на культи своих ампутированных ног.
– А-а-а! – страшно закричала она от боли так, как будто ее тело разорвали на части. Рот девушки исказился, рыдания заклокотали внутри и вырвались наружу: – А-а-а!
Александр Петрович рванулся к дочери, но та сквозь рыдания кричала:
– Не подходи! Не трогай меня! Мне только двадцать пять! Я хочу жить! Жить! Выйти замуж! Рожать детей! – Неожиданно она вытянулась, схватила стоящие в углу металлические протезы и с силой швырнула их в сторону: – Ненавижу эти проклятые железки! Ненавижу, как парни на меня смотрят! Ненавижу шептунов-соседей! Себя! Ненавижу всех!
– Наденька! – Папа бросился к дочери, обнял ее дрожащее тело.
Надя, жалобно всхлипывая, обхватила себя руками, свернулась клубком. Из обнаженных культей сочилась кровь.
Александр Петрович рванулся к тумбочке, схватил упаковку стерильных салфеток. Разорвал их, наложил на раны, сделал давящие повязки. Закрепил концы бинтов, завязав их вокруг изувеченных конечностей.