Приоткрылась дверь, в комнату заглянула испуганная Наталья Владимировна. Она хотела что-то сказать, но Александр Петрович только молча покачал головой. Та, прикрыв ладонью рот, опустила глаза, бесшумно закрыла дверь.
Папа поднял тело дочери на руки, отнес на кровать, укрыл одеялом:
– Ты у меня сильная, столько всего вытерпела… Здоровым мужикам такое не под силу… А ты справилась… – Он нежно гладил дочь по голове: – И с этим справишься…
Он растворил в чашке с водой порошок с обезболивающим, добавил снотворное:
– На, выпей… Вот и хорошо… А теперь постарайся заснуть. Ты у меня крепкая, как молодое дерево. Его хотели срубить. Но оно не поддалось. Топоры только поломались. – Он погладил руку дочери: – Спи… И пусть тебе приснится светлый день.
Надя закрыла глаза, затихла.
А горло отца сдавили спазмы, на лице заходили желваки.
Он вспомнил тот зимний день, когда Надя взяла его машину. Посередине кольцевой дороги, в десяти минутах от дома, машина заглохла. Вокруг на большой скорости проносились автомобили. Надя включила аварийные сигналы, вышла поставить дорожный знак. Она открыла багажник, но достать указатель не успела…
По его небритой щеке скатилась скупая слеза.
…В Надю на большой скорости врезалась старая бээмвушка. Страшный удар пришелся по ногам. От них ничего не осталось. Их пришлось ампутировать выше колен. Внутренние органы оказались разорванными. Врачи боролись за жизнь девушки. Они сказали, что шансов почти нет. Слишком тяжелые повреждения. Операция шла семь часов. Наступила клиническая смерть. Но врачам удалось спасти ее жизнь.
Родители сходили с ума от горя. Наталья Владимировна с опухшим от слез лицом все время рыдала. А когда уже не было сил, выла как тяжело раненный зверь, попавший в смертельный капкан. Александр Петрович не плакал. Он впал в душевную кому. Их пустили в палату к дочери только на третьи сутки. Надя была без сознания… Они держали ее ладони в своих руках и что-то тихо шептали. Сорок дней дочь была в коме.
Когда она пришла в себя, то первое, что спросила, а где же дедушка. Александр Петрович ответил, что он уже давно на небе.
Надя задумалась, что-то вспоминая, еле слышно проговорила:
– Па, а может быть, мне тоже пора на небо?
– Что ты, Надюшенька! – испуганно воскликнул тот.
Надя закрыла глаза. По ее впалой бледной щеке медленно сползла прозрачная, как родниковая вода, слеза.