– Однако, значит я превзошел на этот, раз самого себя, если даже мой друг Ватсон меня не узнает, – услышал я знакомый мне столько лет голос.
Этот голос сразу развеял всякие сомнения.
– Как? Это вы? – не удержался я от восклицания, – Шер…
– Тс… – перебил меня мой знаменитый друг, любезно беря меня под руку и отводя в одну из боковых аллей сада. – К чему упоминать имена людей отсутствующих. Перед вами стоит сэр Генри Мортимер, странствующий турист, игрок и большой любитель всевозможных видов спорта, который отлично знает доктора Ватсона, так состоит в числе лондонских пациентов.
– Но что значит пребывание сэра Мортимера здесь, когда я полагал, что он и не думал покидать Лондон? – спросил я, стараясь попасть в тон, принятый Холмсом.
– Оно совпало, – улыбаясь отвечал Холмс, – с полным разгромом шайки международных мошенников и шулеров, которые не далее, как на прошлой неделе были арестованы в Генуе, и с этого дня сэр Мортимер, казалось мог бы почувствовать себя свободным, но увы, он снова подчинен новой задаче и по-видимому на довольно продолжительное время. И виной этому отчасти – вы, Ватсон.
– Я? – удивленно спросил я Холмса, – каким образом?
– Да, никто иной как вы являетесь виновником, что нигде во всей Европе мне не дают ни минуты покоя. Вы выпустили в свет ваши записки, в которых описали некоторые из моих удачных расследований и с тех пор мне приходится постоянно скрываться под гримом не только ради расследования преступлений, но и для того, чтобы избавиться от лиц желающих во чтобы ты то ни стало добиться моего вмешательства в их заурядные, неинтересные делишки. Я сделался популярен, как оперный тенор, как чемпион французской борьбы или бокса, как модная каскадная певичка.
Мне всегда казалось, что в подобного рода сетованиях Холмса сквозило некоторое притворство, а потому я и возразил ему с заметным сарказмом.
– Но ведь вы же сами неоднократно жаловались, что монотонная, будничная жизнь вас не удовлетворяет, что распутывание сложного дела доставляет вам особое наслаждение. Я только своими записками расширил сферу вашей деятельности, увеличил ваш выбор.
– Да, это правда, – совершенно серьезно согласился Холмс, как бы, не замечая моей иронии – выбор интересных дел действительно увеличился, но наряду с этим увеличилась и шансы ошибиться в их оценке. Сколько раз мне приходилось приниматься за дела, рисующиеся по рассказам заинтересованных в них лиц загадочными и необъяснимыми, а в конце концов получались картины преступлений совершенно шаблонных и заурядных. Мне кажется, впрочем, что на этот раз мне придется иметь дело с преступлением исключительного характера, борьба с которым несколько расшевелит мои нервы. Но, однако, дорогой Ватсон, – спохватился вдруг Холмс, – я с вами заболтался. Мне необходимо быть в «Парижском кафе» не позднее чем в двенадцать часов. Оттуда я направляюсь в «Казино», где должна разыграться сегодня довольно интересная пьеса, которую вы вероятно сможете понаблюдать, если будете там к часу или к двум. Но прошу вас помнить об одном: мы с вами знакомы, хотя и хорошо, но не близко и что бы со мной ни приключилось, вы не принимайте слишком близко к сердцу и своим вмешательством не выдавайте меня. Часа, в три будьте у себя дома. Я за вами пришлю, как за знакомым доктором, и приглашу вас к себе в гостиницу «Лондон». Там на досуге я расскажу вам подробности этого дела. А пока, прощайте.