И вот в полном смятении мы силимся отыскать исторические аналогии. Говорим о «возврате в 1930-е». Доходим до того, что поспешное и поверхностное сравнение явлений, разделенных примерно столетием, становится нормой. Такие методы еще больше все запутывают, мешают уловить совершенно уникальную суть нашего настоящего. Мы неустанно пытаемся увидеть нечто содержательное в каскаде событий, но не можем извлечь всю соль, понять, из какого они теста. Не то чтобы, преуспев в этом и исполнившись лучших побуждений, мы могли бы рассчитывать, что исправим порядок вещей. Зато, на худой конец, без ретуши взглянули бы на то, с чем сейчас столкнулись. Мы не перестаем констатировать, но никак не научимся выделять ядро, очаг, который следует распознать. Что действительно нужно сделать в ответ на всю эту бессмысленную прозу и отдельные бесполезные методы, так это подняться на ступень выше. А значит, не считать эти процессы чем-то внешним по отношению к нам, – как будто это губительный и неопределенный субстрат нашего мира, – но видеть, что процессами этими управляет множество сил, полагающих, что у них теперь совсем иной статус, и стремящихся об этом заявить. Ведь в 2010-х годах, – кардинально изменив и наше представление о себе, и исторически сложившийся уклад совместного существования, – явился современный индивид в новом качестве.
Чем кончилась долгая история
Этос, о котором мы будем говорить, полноценно оформился не так давно, но важно, что его появление лишь завершает процесс, начавшийся в далеком прошлом: ему более двух веков, и он берет начало в философской и политической доктрине, сформировавшей, в особенности на Западе, наши традиции и культуру, – речь идет о либеральном индивидуализме. Течение, зародившееся в самом начале XVIII века и познавшее теоретический взлет в эпоху Просвещения, должно было отразить чаяния тех, кто стремится избавиться от гнета, способствовать выражению личного мнения и утвердить принцип независимости внутри общества, призванного поставить во главу угла правовое равенство и умножение общественной пользы. Но вот парадокс – или, скорее, сущностный недостаток данного направления мысли: начатое на заре XIX века применение этих правил внутри крупных промышленных держав вскоре привело к разрастанию вопиющего неравенства, повсеместному ухудшению условий труда, хроническому обнищанию. Сколько явлений, бесконечно порождающих – по крайней мере, у большинства – жестокое ощущение разрыва между изначальным, казалось бы, светлым посулом и повседневной реальностью жизни! А вдобавок – острые столкновения, политические и общественные конфликты, регулярные возмущения и все чаще разделяемое чувство, что хваленое равенство недостижимо для большинства.