Что Егор знал о месте, в которое направлялся? Практически ничего. Не особенно и желал знать, имея вполне ясную и понятную цель. Чем может завлекать или беспокоить место, в котором решительно собираешься умереть? Ну, не природой же?
Почти миллионный Донецк, именуемый шахтерской столицей и с недавних пор претендовавший на звание центра паломничества для разношерстного люда, в том числе ехавшего в одном автобусе с Егором, представлялся ему теми, кто промышлял разбоями и грабежом, а в теперешней ситуации – мародерством и другими способами наживы, и лимоновскими нацболами – защитниками «русского мира» и разжигателями «русской весны», и идеологическими оппортунистами с идеями о нерушимой дружбе братских народов, и бывшими «афганцами» и «чеченцами» недовоевавшими в последних локальных войнах, и безработными люмпенами и маргиналами группирующимися в уже бывавшие в этих местах махновские отряды, но теперь под видом лжеказачества, и чего греха таить, скрывающимися от российского правосудия уголовниками и убийцами… И вот теперь – самоубийцами в лице Егора.
Ни то чтобы Егор решил во что бы то ни стало безвольно умереть в первом же бою, просто был готов к такому повороту событий и это его ничуть не пугало. Наоборот, именно такого исхода жизни он ждал. Ничего, если вдруг выйдет не совсем геройски, прежде решил он, главное не бессмысленно; всё лучше, чем в петле из колготок на радиаторе.
Егор всматривался в малознакомые лица, казалось, окаменевшие ото сна, с жутковато отвисшими челюстями и бессознательно кивающими на ухабах. Вроде, как соглашающимися с его представлениями.
Донецк в мае две тысячи четырнадцатого года для большинства весьма сомнительных туристов был интересен исключительно по причине развернувшегося военного противостояния именуемого с одной стороны как борьба за государственную самостоятельность и последующее присоединение к России, с другой – как АТО, причинами которой явилось вторжение российских вооружённых группировок на восток Украины.
Трудно было не понять, как понимал Егор, что с обеих сторон усматривается политика двойных стандартов в вопросе украино–российского конфликта, где действия российских войск в Крыму, а следом и на востоке Украины расценивались не иначе как вторжение на чужую территорию, а не террористическими актами. Но на законодательном уровне Украина не была готова к признанию российской агрессии как войны. Иначе в этом случае ей, как независимому государству, требовалось прибегнуть либо к полномасштабному континентальному вооруженному столкновению, либо – к капитуляции. Ни первое, ни второе – не гарантировано Украине сохранение её целостности и государственности, не говоря уже о независимости. Для объявления России войны было мало иметь небоеспособную, но патриотически настроенную армию, сомнительное дипломатическое превосходство и международную поддержку. Так что такой политический манёвр, как АТО – вынужденный механизм противодействия, тактику и стратегию которого тяжело донести до собственного народа, который почему–то всегда готов умереть ради священной цели. И с той стороны, и с этой – российской. При том, что Россия в подобных войнах не была заинтересована куда больше – мало что ли их уже было. Но кому из сидящих сейчас в ПАЗике это было важно?