– Так точно, – опустил голову Бис, будто каялся в ничтожной провинности.
– Ты – реальный герой России?! – уронивши челюсть, чуть не задохнулся Муса, потеряв голос до сиплого шёпота. – Как наш – Рамзан?!
– Видимо: да, – пожал плечами Егор.
– …После этого ты ещё воевал в спецназе… без ноги?!
– Продолжил служить в спецназе, – поправил Егор Мусу, – …уже не служу.
– Ха–ха! Ха! – обрадовался по–мальчишески Аллагов, посмеявшись как булычёвский служащий–биоробот Института времени Вертер, многозначительно потерев ладони друг о друга.
Бис строго посмотрел на Аллагова:
– Бинго! Ты, молодец, всё узнал! Чего теперь хочешь? – сказал почти равнодушно.
– Посчитаться с тобой хочу!
– За что? – уставился Бис на Аллагова. – …Если не секрет?
– Нет секрета, – пожал плечами Муса, не собираясь скрывать. – Я домой звонил, в Грозный. Одного уважаемого человека разыскал: Ваха Сутаев зовут. Поговорил с ним… Знаешь такого?
– Нет, вряд ли… – честно ответил Егор, почему–то полагая, что правдивого ответа Мусе не требовалось.
– Не важно… – сказал Муса, не настаивая дальше. – Он тебя знает! – Я напомнил ему один случай, и он вспомнил: русского звали – Егор. Фамилии не вспомнил, только звание – «старший лейтенант» и позывной, которым ты пользовался: «Водопад»…
Егору «обожгло кипятком» левую пятку, захотелось её растереть.
– Что за случай? – внимательно разглядел Бис лицо Аллагова, но узнать в сидящем перед ним человеке с курчавой спутанной бородой и серьёзными хмурыми глазами горца, горящие озорством в моменты радости, никого из прошлого не смог.
– Во время войны в Чечне я жил в Грозном, на улице Хмельницкого… Мне тогда было семнадцать… После того случая со мной моя мать до самой смерти ходила с опущенной головой. У нас, доун, принято записывать провинности отдельного человека на всю его семью. Так что мой грех носила мать. Отца не было, убили ещё в первую… Убили неизвестные… Я был мал, шла война, никто не разбирался, вот я и решил, что убили русские… тогда удобно было так думать – всегда винили русских во всём: в войне, которую вели; в геноциде, который устроили; в том, что сравняли с землёй родной город; в том, что в каждой семье горький траур…
– Я помню одного Ваху… – вдруг заговорил Бис. – Он был жив, и дети у него были совсем маленькие. Ты не мог быть его сыном! Жена у него была молодая, красивая – может, поздно женился; может, была вторая… Не знаю… В прошлом он был подполковником Российской Армии, артиллеристом; когда мы познакомились был уже на пенсии… Последнее место службы – Ростов… В двухтысячном, в Грозном, занимался розничной торговлей… Он?