, что сюжет замешан на мистицизме или религиозной мистификации – в любом случае он ясно дает понять, что введение чересчур откровенного трансцендентного элемента лишь приблизит день и час моей профессиональной кончины. Люди и без того качают головами в мой адрес, и любое дальнейшее использование слова «Бог» – не считая бранного, типично американского значения – подтвердит, точнее сказать, усугубит мое бахвальство наихудшего пошиба и верный признак того, что я вышел в тираж. Что, разумеется, должно заставить любого нормального малодушного человека, особенно человека пишущего, сделать паузу. И я ее делаю. Но ненадолго. Ибо всякое возражение, пусть даже самое красноречивое, хорошо настолько, насколько оно действенно. Дело в том, что я произвожу домашнее кино в прозе с переменным успехом с пятнадцати лет. Где-то в «Великом Гэтсби» (в двенадцать лет он заменял мне «Тома Сойера») моложавый рассказчик отмечает, что каждому свойственно подозревать за собой хотя бы одну из кардинальных добродетелей, и далее говорит, что ему, как он считает, присуща, благослови его Господь, честность.
Мне же, как я считаю, присуща способность различать историю мистическую и любовную. Смею сказать, что настоящее мое подношение – это вовсе не мистическая история и не история религиозного мистицизма.
Смею сказать, что это сложносоставная любовная история, чистая и запутанная.
Скажу в завершение, что сама сюжетная линия в значительной степени является результатом довольно нечестивых совместных усилий. Почти все дальнейшие факты (спокойные и неспешные) были изначально восприняты мной в виде чудовищно разрозненных рассказов от трех игровых персонажей, в душераздирающе-приватной, для меня, обстановке. Ни один из трех, могу я уточнить, не проявил заметного таланта к краткости изложения и умеренности в подробностях. Каковой недочет, боюсь, дает себя знать и в этой финальной съемочной версии. Я, к прискорбию своему, не могу этого извинить, но настоятельно попытаюсь объяснить. Все мы четверо кровные родственники и говорим на этаком эзоповом семейном языке, своего рода семантической геометрии, в которой кратчайшее расстояние между любыми двумя точками представляет собой полный круг.
И еще кое-что напоследок. Наша фамилия – Глассы. Совсем скоро вы увидите младшего из Глассов, читающего чрезвычайно длинное письмо (которое, могу вас заверить, будет приведено здесь