– Ты хоть жрать ее заставляй иногда, подохнет ведь.
Плюнул и ушел.
Лушка купила в «Канцтоварах» альбомов из хорошей, «шершавой» бумаги на пять рублей семьдесят пять копеек и цветного рисовального угля и рисовала теперь целыми днями. На листе бумаги все было понятно, карандаш давал чувство силы и покоя. Почти всю «Алису» нарисовала заново, не как в книге, ту, какой она жила в ее голове. Особенно хорошо ей удался лес, в котором Алиса забыла все названия и имена, и свое имя. Она долго думала, как показать то, что Алиса все забыла. И наконец, придумала: деревья обступили Алису, будто угрожая и заслоняя все, а Алиса вдруг стала прозрачной, изчезающей. И сквозь нее все стало просвечивать, как сквозь сито. И сразу все ясно. Луша очень любила, когда идеи, которые приходили ей в голову, получались на бумаге.
Мать нужно было дождаться, как бы поздно ни явилась, от порога разуть, раздеть, уложить на диван. И воды, еды какой-нибудь оставить на столе, когда проснется.
Лушка редко высыпалась, но школу не пропускала и контрольные писала прилично. Все равно оставался месяц до летних каникул, и привлекать внимание было нельзя: еще кто-нибудь нагрянет с проверкой, да и где еще найдешь горячие обеды каждый день? И для матери удавалось кое-что от этих обедов в целлофан заворачивать. Отцовских денег тоже вполне хватило, но Лушка дома их не оставляла, постоянно носила при себе. Научена.
Через две недели примерно, это мамку отпустило.
Возвращаясь из школы, Лушка еще на лестнице почувствовала запах яичницы с репчатым луком и кусочками черного хлеба. Так яичницу жарила только мать, и Лушка такую глазунью обожала.
– Садись, мышонок, за стол.
Трезвая. Ура!
Мучнисто-серая, как после тяжелой болезни, Татьяна была, однако, в чистом халате, умыта и причесана.
Лушка позвонила отцу, и он вернулся.
И все стало опять хорошо до самого июня. И даже провожать ее в лагерь родители пошли вместе. И мамка шла в бежевых босоножках, которые купил ей отец в магазине «Скороход», и они не ругались. А когда переходили дорогу, отец взял и ее, и мамку за руки, как маленьких, и Лушке так стало от этого хорошо.
Мать сунула ей кулечек с двумя помятыми, но все равно волшебными зефирами, а отец потрепал по волосам. В общем, из лагерного автобуса Лушка махала им с легким сердцем.