Василий Петрович сорвал с головы повязку и велел снаряжать погоню. Не верил князь, что голубушка, лапушка Наташенька добровольно с паршивцем Серёжкой сбежала.
«Обманул, заморочил голову, увез. Ничего, ничего. Догоню, верну. Запорю до смерти стервеца. Спасу мою Наташу», – твердил князь, не переставая прочёсывать округу.
Но шло время, а следов дочери так и не обнаружили.
А летом пошел слух, что стервеца Сережу видели в банде Игнашки Косого. А позже нашел князь Василий подброшенное письмо, в котором рукой Наташи было писано
«Дорогой батюшка, не ищите меня. Я ушла из дома по своей воле за любимым. Невозможно мне было стать женой Гришки Свиньина, и другого выхода, как сбежать, я не представляла.
С Сергеем мы обвенчались, я его законная жена и буду теперь следовать за ним до самой смерти.
Простите вашу недостойную Наташу и прощайте. Не смею более называться вашей дочерью. Наташа».
Князь вновь и вновь перечитывал письмо, не веря, что такое могла написать его дочь. Затем разжёг камин в большой зале и сжёг письмо и все Наташины вещи, запретив прислуге упоминать при нем даже её имя.
И зажил затворником, никого не принимая и никого не посещая. Год прошел, другой, вновь Рождество на пороге.
друг вечером, в Сочельник, когда прислуга втихаря готовилась встречать светлое Рождество, в запертые ворота громко застучали.
Сонные дворовые псы лениво подали голоса, а в ворота всё колотили и колотили не переставая.
Татьяна кликнула кучера Степана, зажгла масляную лампу и, накинув шерстяную шаль на плечи, поспешила к воротам. Степан молча следовал за нею, сжимая в руке огромный топор.
«Кого там черти принесли, – ворчала ключница, – к добру али к худу?» Стучать перестали.
Степан отодвинул здоровенный засов и приоткрыл ворота.
Татьяна приподняла лампу вверх и опасливо заглянула в щель. За воротами, запряжённая в розвальни, переминалась с ноги на ногу тощая лошадёнка. «Да кого ж это принесло в такое время?» – вновь подумалось ключница, – и тут из темноты на свет шагнула высокая женская фигура.
– К барину веди! – властно приказала женщина.
И Татьяна, наконец, узнала ту, что явилась в неурочный час: перед ней стояла Ульяна, которую иначе, как Улька-ведьма промеж себя крестьяне и не называли.
– Да ты совсем ума лишилась, – ключница раскрылилась, стараясь не впустить незваную гостью.