«Спасибо, боги! Спасибо, Афиночка! Вы мне помогли!» Мила посмотрела на часы, висевшие в операционной. Прошло 15 минут с того момента, как она села в кресло. «Пятнадцать лет ожиданий и 15 минут страданий». Милочка хотела глотнуть, но вся вздрогнула от нестерпимой боли. Врач это заметил.
– Глотать, тоже, старайся реже. Ничего, завтра будет лучше. Потерпи немного. И сердце пойдёт на поправку, – успокоил её врач, – Иди, милая, отдыхай.
Медсестра довела Милу до палаты и помогла лечь в постель. Горло нестерпимо болело. От каждого глотка она вздрагивала и просыпалась. Уснула только под утро.
На следующий день, после обхода врача, в палату пришла мама.
– Это я, радость моя! Знаю, знаю, что говорить тебе нельзя. Врач сказал, что всё прошло просто замечательно, что ты у меня самая смелая девочка и что через неделю тебя выпишут, и ты сможешь говорить. Как ты себя чувствуешь, родная? Такие круги под глазами. Плохо спала, наверно? – Лидия подошла к дочери, обняла, поцеловала, и, ласково глядя на неё, произнесла, – Я тебя сейчас порадую: у меня для тебя сюрприз. Письмо из Греции. Вчера я приходила, но мне сказали, что ты спишь. А сегодня утром пришло письмо. Я его захватила и сразу к тебе. Возьми. Я не открывала. Я тебе мороженое принесла. Такое, как доктор сказал. Пломбир. Вечером папа зайдёт.
Милочка положила письмо на тумбочку и жестами показала маме, что ей нужен блокнот и ручка.
– Я поняла. Папе скажу, он принесёт. Как я не догадалась? Всё, милая. Я побежала в театр. Пока без тебя «Чайку» репетируем. Эта Аркадина у меня ничего, кроме негодования, не вызывает. Как можно так к сыну относиться, не понимаю. Я тебя люблю, моя милая. Выздоравливай быстрей и больше спи. Я ушла, меня уже нет. Вечером спектакль, так что, до завтра, – Лидия ещё раз поцеловала дочь и выбежала из палаты.
«Какая я счастливая! – подумала Мила, – Мама меня любит, и папа любит. И Афиночка, тоже, любит. И операция прошла хорошо. Осталось только сердце подлечить и, можно считать, что у меня всё прекрасно. В Ростов учиться поеду или в Москву. Лучше в Москву. В Щукинское. Если родители отпустят, конечно. А потом в Грецию – к Афине. И на прогоне я буду играть. Я заговорю, я знаю. Я успею. Мне боги помогут. Я знаю – боги хотят, чтобы я стала великой актрисой».
В душе было столько счастья, что лежать стало невозможно. Хотелось двигаться, танцевать, летать. Она вскочила с постели, надела халатик и, немного сполоснув лицо, взяла письмо и вышла в коридор. Вчера, когда её вели в операционную, она заметила небольшую застеклённую веранду, окружённую цветущими кустарниками. Именно там, среди этой красоты, ей захотелось прочесть письмо от Афины. «Афина, милая, как я по тебе скучаю!» – думала Мила, распечатывая конверт.