Борис Иванович трясущимися руками достал из кармана корвалол, накапал прямо на язык, слегка поморщился. Он часто дышал, держась за сердце.
– Ты… убежал?
– Я же не зверь. Вызвал скорую.
– Она умерла?
– Что вы такое говорите? Жива она.
– А ребенок?
Борис Иванович затаил дыхание.
– Обошлось.
Борис Иванович громко выдохнул, стукнул кулаком по столу.
– Дурак этакий. Чуть до инфаркта не довел.
Василий улыбнулся уголками губ.
– Это самая добрая часть моей истории. Уверены, что хотите узнать конец?
– Продолжай.
«В больнице разразился скандал. Родители Мышки узнали о ее беременности и требовали назвать имя подлеца, но она молчала, как партизан. Лишь тихо плакала и вздыхала.
Соседи начали сплетничать и строить догадки. Я решил притаиться на время и засел за уроки. Тем более, что экзамены на носу, диплом защищать надо. Только бы Мышка не проболталась. Пока никто не знает, я смогу тихонько улизнуть из города. А там, пусть ищут ветер в поле.
Димка не ходил в институт или я его просто не видел. Мне было все равно, я не хотел с ним встречаться. Моя ненависть к нему переросла в манию. Одна мысль о нем, заставляла кулаки и зубы сжиматься до боли. Говорили, что он ходит к Мышке в больницу, но меня это не интересовало. Пусть хоть пропадут вместе. Меньше проблем будет.
Она долго лежала в больнице, но я так и не решился ее навестить. Нас ведь видели вместе. Вдруг кто догадается?
Перед самыми экзаменами ко мне заявился Димка.
Сам бы я его не впустил, но дверь открыла мама. Она ничего не знала о нашей ссоре и радостно впустила его, сетуя, что он давно не приходил. Приболел что ли?
Димка вошел в комнату, когда я читал, лежа на кровати. Он с ненавистью смотрел на меня, скривив ужасную мину. Он быстро подошел к столу и без приглашения, уселся на стул.
Я отложил учебник, сел. Внутри все кипело, руки чесались. Кажется, у меня на него аллергия.
Несколько минут мы молча пялились друг на друга. Я не выдержал первым.
– Чего уставился?
– Первый раз вижу подонка. Хочу запомнить, чтобы не ошибиться в следующий раз.
Я криво усмехнулся, сжимая кулаки.
– Нотации пришел читать? Не поздновато?
– Такому как ты, уже ничто не поможет.
Его презрительный надменный тон больно бил меня прямо в сердце. Как я мог считать этого подлеца своим другом? Верить ему и помогать? Где были мои глаза и уши?