– Чигогидзе!
– Здесь!
– Каландадзе!
– Я здесь!
– Сихарулидзе!
– Сихарулидзе заболел! Чкония, Центерадзе, Бурчуладзе, Коридзе, Нинидзе и Глонти пошли провожать его.
– Пошли бы уж всем классом… – сказал сердобольный учитель. – Вашаломидзе! Вашаломидзе!! Ваша-ло-ми-дзе!!! – надрывался учитель и стучал по столу кулаком.
– Здесь я, уважаемый учитель!
– Будешь ты здесь или не будешь, все равно от этого мало пользы!
– «Быть или не быть, вот в чем вопрос!» – патетически изрек Ромули.
– Ромули Каландадзе, изволь выйти из класса!
– Холодно, учитель!
– Бери свою долю дров и убирайся! – поддержал я учителя.
Ромули вышел, бросив на меня испепеляющий взгляд. А над моей головой разразилась страшная гроза.
– Вашаломидзе, что было задано на сегодня?
– Применение соды…
– Ну, пожалуй-ка отвечать!
Я удрученно поплелся к доске.
– Слушаю вас!
– Существует несколько способов применения соды, – начал я. – Илико Чигогидзе, к примеру, насыпает соду на кончик языка и глотает прямо без воды; Илларион Шеварднадзе чайную ложку соды растворяет в стакане теплой воды, а моя бабушка…
– Вашаломидзе, убирайся вон!.. Кто живет с ним по соседству?
– Я! – встала Мери Сихарулидзе.
– После уроков отнесешь записку его бабушке… А ты чего стал! Вон из класса!
– Я-то уйду, но кто же в классе останется?
– Выходи… – прошептал учитель, поглядывая на чернильницу.
Я поспешно удалился. Вряд ли мог так сильно обрадоваться Колумб при виде земли, как обрадовался Ромули моему появлению.
– Вытурили?
– По твоей милости!
– Вот еще! Я-то при чем? Сидишь на уроке как пень… Думаешь, я не знаю, что ты влюблен?
– В кого, дурак?
– В Мери!
– Скажешь еще раз – получишь по морде!
– А я при чем? Весь класс об этом говорит.
– Да ты обалдел! Какое время нам любить?
– Подумаешь! Бабушка моя вышла замуж в четырнадцать лет!
– Ну и что ты хочешь?
– Я ничего. Если ты хочешь, скажу ей…
– Если бы любил, сам бы сказал…
– Как же, скажешь! В любви объясниться – это тебе не урок отвечать! Здесь без письма не обойтись!
– А ты писал когда-нибудь такие письма?
– Ого! Еще сколько!
Я испытующе взглянул на Ромули – не хитрил ли он? Но глаза Ромули светились неподдельной искренностью. Я поверил ему.