– Знаю я твоих зайцев! Прошлый раз ты тоже потащил меня, а заячьи следы оказались козьими.
– А сейчас, говорю тебе, – заячьи! Кроме того, помет заячий!
– Ну ладно, пойдем. Смотри только, как бы заячий помет тоже не оказался козьим!
– Не учи меня, сопляк! Приготовь-ка к утру ружье да захвати своего глупого пса, авось пригодится… – сказал Илларион, нахлобучил мне по самый нос фуражку и ушел.
На другое утро, чуть свет, мы пробирались сквозь высокую – по колено – росистую траву. Впереди шагал Илларион, за ним – я, за мной трусил весь мокрый, облепленный репьем Мурада.
– Вот это собака! – насмехался Илларион. – Никак за зайцев нас принимает – по следу идет. Скажи ей, пусть бежит вперед!
– Марш вперед! – приказал я собаке.
Мурада послушно сел.
– Устал пес. Может, и нам отдохнуть и перекусить чего-нибудь, а? – спросил Илларион и опустился на землю.
– Что ж, отдохнем, – согласился я и уселся рядом.
Илларион извлек из сумки вареную курицу, мчади, молодой сыр, бутылку виноградной водки и разложил все это на большом круглом камне. Я, со своей стороны, прибавил к столу пхали[6] из крапивы, лобио, вареную картошку, соль. И пиршество началось.
– Смотри, Илларион, не чавкай громко, зайцев распугаешь! – предупредил я.
– Ты над кем смеешься, урод? Зайцев здесь хоть пруд пруди, только искать их нужно с головой! – рассердился Илларион.
Он наполнил стакан водкой и, произнеся обычное «будем здоровы», осушил его.
– Будем здоровы! – сказал я и тоже выпил.
– Закуси чем-нибудь, сгоришь!
– Подумаешь! Не видал я сивухи!
– Мерзавец! Сивуху поищи у своей бабушки!.. Ну, давай по второй!
– Давай! – охотно согласился я, выпил и вдруг развеселился. – Ну и пробирает! Бьет прямо в почки!
– Еще бы – чистая чача![7]
– Выпьем по третьей, – предложил я.
– Выпьем!
Илларион быстро опрокинул в рот стакан и достал кисет с табаком.
– На вот, возьми мой кисет, табак у меня знатный: стамбульский! – сказал я, протягивая полный кисет.
Илларион взял кисет, понюхал табак, подозрительно взглянул на меня, но все же скрутил козью ножку, зажег, затянулся и… опрокинулся на спину.
– Что с тобой, Илларион?! – кинулся я к нему.
Илларион лежал побледневший, с закатившимися глазами и молчал.
– Мурада, скорей воды! – крикнул я.
Илларион отрицательно покачал головой, медленно приподнялся, долго смотрел на меня покрасневшими глазами, потом глубоко вздохнул и спросил голосом приговоренного: