7. 7. Перед грозой
Двенадцать рождественских дней 1541 года – тот момент, с которого начались мои прыжки в прошлое. Третий раз я в теле Маргарет танцевала на одном и том же рождественском балу, смотрела на Генриха в окружении бывшей и нынешней жен, на серьезную Марию и смешную рыжую Елизавету – копию отца. Гладила щенков, которых дала подержать Анна Клевская. Любовалась снегом за окном Хэмптон-корта.
Что-то было не так…
Нет, внешне ничего не изменилось. Но появилось какое-то странное чувство… Я не могла сказать, что оно не давало мне покоя. Нет, оно просто было. Неоформленное, неясное, как прозрачный утренний туман. Я не понимала, чем оно вызвано, и это тревожило.
«И ожидание любви сильнее, чем любовь, волнует»*, - вспомнилась вдруг строчка давно забытого стихотворения.
Какая еще любовь?! Вот только любви в этом мертвом царстве мне и не хватало! Кого тут любить, интересно? Не Мартина же!
Прошел январь, непонятное ожидание продолжало томить меня. Я пыталось объяснить его себе просто, обрезая бритвой Оккама любые несуразные предположения. Еще месяц – и появится Мартин. Как бы он ни был мне неприятен, это – возможно! – единственная моя дверь в настоящее. Если ничего не выйдет, я проживу еще почти два года и снова стану младенцем. И так без конца.
Хотя, может, и нет. Может, сестра Констанс еще раз освободит меня и превратит в призрак. Уже навсегда. Или все-таки я смогу сделать еще одну попытку захватить тело Мартина? Фильм ужасов какой-то…
И все же это объяснение полностью меня не удовлетворяло.
К середине февраля я наконец перестала притворяться, что жду появления Мартина только в качестве теоретического средства передвижения.
Света, ты рехнулась, да?
Ну а как тогда объяснить то смутное томление, которое охватывало меня, когда я вспоминала, что до первого марта осталось совсем немного времени? С чем еще это могло быть связано, если не с ним самим?
Я вспоминала о Тони – с грустью и болью. Увижу ли я его снова? Сколько мы были вместе – в общей сложности и девяти месяцев не набежало. Слишком мало… И эти мои мысли о Мартине – я чувствовала себя так, словно уже изменила мужу.
Наконец этот день настал. Мрачным холодным утром Маргарет шла по галерее. Когда ей встретился довольный Калпепер, я мысленно хмыкнула: «Коты прилетели!» А ведь если бы Маргарет сделала другой выбор, вполне возможно, именно она стала бы пятой женой Генриха. И назначала бы свидания в своем туалете Мартину Кнауфу. Ну, и, соответственно, окончила бы свои дни так же – на плахе. И мы с Тони не появились бы на свет.