В плену Отражения - страница 49

Шрифт
Интервал


Пошел финальный отсчет. Кэтрин позировала Гольбейну, нетерпеливо ерзая в кресле: то ли от переполнявших ее эмоций, то ли после ночных радостей было больно сидеть. Фрейлины чинно скучали над рукоделием и жались к камину: от окон тянуло холодом. Только Джейн Болейн довольно улыбалась, вышивая в углу. Маргарет в тот момент почувствовала странное смятение, ей стало трудно дышать – Мартин уже шел по коридору. Но со мной-то что происходило? Почему у меня темнело в глазах от волнения?

Маргарет встала, направилась к двери, игнорируя молчаливый вопрос Джейн. Вышла в коридор – и столкнулась с ним. Их глаза встретились. Прошептав: «Джон…», она сползла по стене. Мне не было никакого дела до Джона и до сходства с ним Мартина, но словно захлестнуло горячей волной. Маргарет отключилась, и я вместе с ней погрузилась во тьму.

Пробормотав невнятное немецкое ругательство, Мартин осторожно похлопал ее по щеке. Потом еще раз, уже сильнее. Рука скользнула по ее шее, пару секунд помедлила на груди.

- Эй, кто-нибудь! – крикнул он, но ответа не дождался.

Возможно, он хотел пойти за помощью, но тут Маргарет пришла в себя. Мартин помог ей подняться и повел по коридору к комнате. От руки, которой он поддерживал Маргарет, разливалось жгучее тепло. Это было мое ощущение – не ее, потому что шло не от тела, а от мыслей.

Она шла по коридору, не глядя на Мартина. Но это было и не обязательно. Он нисколько не изменился. Поношенное серо-коричневое немецкое платье с множеством разрезов, черный плоский берет с тусклой пряжкой, башмаки «коровья морда»**, сума на поясе. Прямые волосы, подстриженные немодной уже прической «кольбе» с короткой челкой, закрывали шею.

На портрете, который я нашла в интернете, у тридцатипятилетнего Бернхарда была довольно длинная борода, но в молодости он брился гладко. Сочетанием светлых волос и карих глаз, не слишком изящными чертами лица: крупным носом, тяжелым подбородком, широкими скулами – Мартин действительно напоминал Джона Брэкстона. Но по сравнению с двадцатилетним юношей он выглядел изрядно побитым жизнью - и пороками? - мужиком.

Мартин вызывал у меня антипатию с того самого момента, когда эта встреча произошла впервые. Мне никогда не нравился такой типаж, но он и сам по себе был довольно неприятным. Чувствовалась в нем какая-то холодная наглость, но не трусливая, как у Калпепера, а идущая от ощущения вседозволенности. Он сколько угодно мог прикидываться бедным ремесленником, но было очевидно: это всего лишь маскарадный костюм.