– Премного вам благодарен, Лавр Петрович. Когда прикажете быть готовому, чтобы к ним ехать?.. То есть к оной даме…
– Да чем скорее, тем лучше. Вот, например, хоть бы послезавтра вечером.
– Я готов-с.
– Ну и отлично. Да преобразитесь же, смотрите, к этому времени. Ко мне вы можете явиться с портфелем. Будто бы с делами. Вы мой адрес знаете?
– Помилуйте… Кто же его не знает!
– Ну так ступайте и занимайтесь. До послезавтра. Да до поры до времени не хвастайте и никому не рассказывайте.
– Зачем же я буду рассказывать? Я понимаю-с.
Директор подал Стукину на прощанье руку и прибавил:
– Прощайте. Теперь я вижу, что вы благородный человек с возвышенными взглядами и враг предрассудков.
Стукин вышел из директорской комнаты далеко не таким, каким он вошел в нее. Обыкновенно как-то съежившийся, голову он теперь держал прямо и гордо. На губах сияла какая-то глуповато-таинственная улыбка, серые глаза косились то направо, то налево. Он походил на обтрепанного петуха, пожелавшего вдруг подраться. Вернувшись к своей конторке, он даже мурлыкал себе под нос какие-то куплеты.
– Вы были сейчас в директорской комнате? Что вы там делали, Игнатий Кирилыч? – спрашивали его сослуживцы.
– Хрустальников меня к себе призывал.
– Лавр Петрович? – удивились они.
– Да, Лавр Петрович. Что же тут удивительного? Мы с ним давно знакомы.
– Давно?
– Да лет пять.
– О чем же он с вами разговаривал?
– Ах ты господи! Да просто поручил устроить ему одно дело.
На губах Стукина мелькала какая-то таинственная улыбка. Он запер конторку и стал сбираться уходить, хотя еще занятия в конторе не кончились.
– Куда вы?
– Домой. Надоело что-то сидеть. Впрочем, хочу еще зайти в «Палкин» трактир и закусить чего-нибудь, – отвечал Стукин. – Как окончите занятия, приходите туда. Я вас попотчую водкой и карасями в сметане. Караси в сметане – прелесть что такое!
Двое сослуживцев выпучили глаза.
– Ну, Игнатий Кирилыч, верно, дело хорошее поручил вам Хрустальников.
– Да… Очень и очень недурное… – отвечал Стукин, прибавил: – Так приходите же, я жду, – и стал уходить из конторы.