– Сколько угодно, Лавр Петрович… Неужели я?..
– Так вот-с что, мосье Стукин… Надеюсь, Иван Алексеевич передал уже вам всю суть дела, иначе бы я не имел удовольствия видеть вас перед собой. Да что вы стоите? Садитесь, пожалуйста.
– Ничего-с, Лавр Петрович, я постою…
– Садитесь, садитесь… Если уж я хочу вас приблизить к себе, то с какой же стати?.. Я хочу быть с вами sans façons[1]. Так Иван Алексеевич передал вам?
– Передал, Лавр Петрович, – отвечал Стукин, садясь на кончик стула.
– И вы изъявляете желание жениться на Матильде Николаевне?
– С удовольствием, Лавр Петрович, но я желал бы прежде все-таки познакомиться с Матильдой Николаевной.
Стукин слегка захихикал.
– Само собой, само собой… Я назначу день, и вы приедете к ней. Даже сам свезу вас к ней… Вы явитесь ко мне, я вас свезу и представлю ей. Раскаиваться не будете… Девица прекрасная, любезная, веселая… Я ее знаю чуть не с детского возраста… Конечно, капризы, свойственные всем женщинам, у ней есть, но какая же женщина без капризов… К тому же не скрою от вас, что она в таком положении… Она… У ней должен быть ребенок. Я потому говорю так с вами откровенно, что полагаю в вас найти просвещенный взгляд на вещи. Ребенок будет обеспечен. На ребенка в день рождения я положу две тысячи… Так вот-с… Да… Что я хотел сказать? Ах да… Относительно просвещенного взгляда на вещи. На ваш поступок я смотрю не иначе как на гражданский подвиг… как… Вы из любви к человечеству желаете дать имя ребенку… Женясь на Матильде, вы, так сказать, становитесь… Ну да вы меня понимаете… Судите сами, кто может кинуть камнем в эту женщину? Она увлеклась мной, она бросилась в мои объятия… Взгляд назад – и уже ошибка непоправима. Она привязалась ко мне… Конечно, я сам должен был бы поправить мою ошибку… Но как я могу это сделать? Я женат. И меня нельзя винить… Жена моя проживает всегда большую часть года за границей, а я один, один, как травка-былинка, один, как… – Директор заколыхал брюшком и начал отдуваться. Крупная, сочная нижняя губа его выпятилась. – Протяните мне вашу руку, Стукин… Вы благородный человек, – сказал он наконец, сам взял руку конторщика и пожал ее. – Я вам скажу, Матильда – это святая женщина. Вы увидите в ней друга, вы… Ах да… Я забыл вам сказать… Как только это все устроится, я вас сделаю своим домашним секретарем.