Собирайте как пазл этот мир. Хватайте детали горстями и втирайте их в свою кожу. Вы заискрите!
Валаамова ослица заговорит.
Главное слышать в этот момент.
…
В Японии разбитые вещи часто исправляют, заполняя трещины золотом. Недостаток видят, как уникальный элемент истории предмета, который добавляет ему красоты.
Вспомните об этом, когда чувствуете себя разбитыми.
…
Сброшенная броня.
Перед белым листом лишь рваное тело.
Томик Пабло Неруда в руке и чернилами измазаны веки.
Я всегда слушал Моцарта, но продолжал подражать Сальери
и всегда точно знал какие и где для меня заперты двери.
Если свечи гасли-я поджигал дома. Если я не писал, то лишь по причине сломанных пальцев. Если лед внутри меня таял – значит прошла война, но в любой момент может что-то сломаться.
И причина и следствие – в этом моя стезя. Я логичен на столько на сколько позволил мне здравый смысл, но несмотря на это в текстах моих роженица умерла, рожая недоношенного модерниста.
…
Я никогда не буду.
Я никогда не буду правильной фигурой.
не измятой простынью, изысканной подписью, ровной линией, чьим-то выменем.
Сказки на ночь. Духовное и историческое равновесие
Даже чешуя рыбы, будет казаться звёздным небом, если ты точно понимаешь слово «жить».
Костяная трубка, сохранит все пророчества, так же, как и колени твои запомнят все поколения. Кисти вознесутся к правнукам, а стопы к прадедам.
Мир тому-кто есть свет и память этого мира.
Золотое сияние лампады, дешевое оливковое масло и лавровый венок, больше не напомнят о великом Гермесе. Пифагоре. Геродоте. Но можешь напоминать ты.
Фиксируя каждый день и каждый прошлый век, тех кто покинул Явь и направился царствовать в Правь, сквозь твердь и бесконечность времени, передавая из ладони в ладони сказ, будешь иметь крепкую родовую память.
Там, где луна встречает темную ночь как любящая сестра.
Там, где теплый ветер ласкает океан, и обволакивает им края песчаного берега.
Где хвойные леса ранним утром будто бы шепчут тебе о едином начале.
Солнце как озорной ребенок то прячется за деревьями, то выныривает, громко смеясь, а птицы давно обрели покой и покой свой воспевают в дивных песнях, жил да был старый волшебник Себастьян. Маленький его домик посреди леса, был заросший виноградной лозой, словно канатами шведских моряков, без устали выходящих в море и наверняка знающих толк в корабельном искусстве. Красивые резные рамы у окон, отполированные годами и поглаживанием с любовью, взором волшебника, будто бы оживали и двигались в такт песням местных соловьев. Лакированные высокие вихри над крыльцом, как густые гигантские брови и тяжелый прочный брус утвердительно заявляли о существовании этого дома на веки веков в этом самом месте. В месте, где, казалось бы, замирало время, сердце и все существовало в какой-то одной стихийной капсуле со знаком бесконечность. Постоянно циркулируя по цифре восемь.