Кавалерийские войска – самые сложные группы. Лошади бегут, спотыкаясь о мины и сбиваясь друг о друга в страхе. Яд разъедает человеческую кожу, а кони же мгновенно мрут, оставляя солдата без транспорта. Я был их частью. Некоторое времяземля взлетает в небеса от взрывов. Глаза засыпаны белым туманом. Он оседает на землю, посему единственное место, чтобы спрятаться, окопы, уже не уместны. Горчичный газ. Он тяжелее воздуха. Никто не знал ещё тогда, что это за туман. Но через пару часов мои сослуживцы харкали кровью, задыхались в болях и… Но меня уберегли от этого. В тот день, когда впервые был применён горчичный газ, майор, он же мой хороший друг, земля ему пухом, забрал меня к себе в палатку. Та находилась за пять километров от поля боя. Мне повезло. Я благодарен своей жизнью майору.
– Это тот майор, который угостил тебя?
– О, да. Помнится, я впервые там попробовал мясо. Как сейчас помню его такой нежный вкус, питательный кусочек чего-то сочного и приятного на вкус.
– А что же было потом? – нетерпеливо спрашивал мальчик.
– Страшный газ. Немцы погнали всю нашу русскую армию на восток, а сами отправились в Париж. – На миг мужской взгляд словно утонул в бездне и вдруг очнулся вновь. – Так, ну всё, поздний час уже. Отправляйтесь к себе.
– Папа, ну пожалуйста, расскажи ещё о своих школьных временах, о том, как ты с мамой познакомился.
– Нет! – строго говорю я, но при этом не повышая тон. – Вы сейчас же отправляетесь в свою комнату.
Петро смиренно встаёт из-за стола и направляется по коридору. А вот Юхим недовольно, повесив нос, идёт за братом следом. Ну почему родной сын слушается меня хуже оставленного родным братом племянника? Они практически одного возраста, разница лишь в месяцах, и внешне похожи друг на друга: оба смуглые, русые волосы взлохмачены и телеса, как спички (хотя, верно, это от семилетнего возраста), но всё же какие они порой разные.
Ровно десять часов вечера. Я прохожу по нашему небольшому домишке, выстроенному собственными руками. Дом и правду не велик. Я строил его в рассчете на свою жену и одного сына. Кто мог представить, что случится такое горе и гражданская война заберёт моего родного брата вместе с его супругой. Погасив свет в комнатах, что забыли сделать мои два сорванца, я заглядываю в самую просторную комнату из всего дома – спальню мальцов. В ней вмещается две большие кровати по разные стороны комнаты, два деревянных шкафа с вещами, а также игрушки мальчишек. Вся комната заполнена мягкими фигурами животных или же персонажей из сказок. При жизни мамы Юхима она его слишком баловала и старалась купить все, что забавляло юнца. Теперь же я поделил их поровну, посему часть перешла так же и Петру. Мальчишки спят. К моему удивлению, даже Юхим. Часто бывает, что тот перед сном, скрывшись пышным одеялом, берёт мой рабочий фонарь и читает книги. Мой сын рано научился читать и писать. Быстро всё освоил. Хоть в чём-то преуспел. Прикрыв дверь, я ухожу в свою комнату через два помещения от комнаты сыновей. У меня не так много вещей. Бо́льшую часть комнаты заполняет пустота. В свете лунного луча танцует пыль. Больше всего я люблю засыпать под свет яркой луны. Рядом с большим окном висит настенное зеркало округлой формы. В нём отражается мрак, который овивает вокруг моё непропорциональное тело: худые ноги и большие бёдра, а также живот… Его не было во времена армии. Кажется, именно после смерти Марии на моей голове появилась лысина, лицо взялось морщинами и коричневыми пятнами, ровно, как и руки. Она забрала с собой часть меня. Я вновь это замечаю. На подоконнике уже приготовлены карандаши и ручки, а также десять листов. Я беру листок, ручку и пишу об этом. Я всегда так делаю перед сном – пишу письмо своей Машеньке. Пишу о том, как прошёл мой день, о том, как дети быстро растут, про их успехи в школе. Заворачиваю лист в конверт, оставляя его лежать на подоконнике. Только после этого я иду спать. На следующий день, уже будучи на работе, я передам это письмо штатному голубю, который, может быть, всё же доставит его нужному получателю.