– Прыгай!
– Ну же!
– Ну ты и трус!
Все уже прыгнули, лишь он остался последним. Только он еще не прошел до конца Большое Испытание. Но не может себя заставить, скованный леденящим ужасом.
Он не может.
Он уже прыгал. Прыгал и разбивался насмерть. Пусть всего миг, но было нестерпимо больно, когда ломалась каждая, даже самая маленькая косточка в теле.
Не может. Нельзя.
Он отступает назад, под бьющие наотмашь струи водопада. Так лучше. Так он останется жить, пусть даже и ненадолго.
– Прости, мам, – шепчет он.
Отступает еще дальше. Приходится пятиться, закрыв глаза. Не дыша, иначе нахлебаешься воды.
Долго. Почему так долго? Может, этот водопад и не заканчивается? Подкашиваются колени. Может, это и есть наказание за то, что струсил?
Внезапно все прекращается. Сначала грохот падающей воды перестает звучать повсюду вокруг, оставшись впереди. Потом удается кое-как распрямиться. Миро обхватывает себя руками, пытаясь унять охватившую дрожь.
Их голосов больше не слышно. Вся стая осталась там, за издевательски прекрасной, мерцающей на солнце стеной воды. От нее невозможно оторвать взгляд. Но нужно. Нужно вспомнить, что дальше. Бывал ли он здесь раньше? Наверняка, ведь разбился он всего один, самый первый раз.
Нужно вспомнить. Развернуться, посмотреть, что впереди.
Невыносимо яркий свет ослепляет. Глаза обжигает, но Миро заставляет себя не зажмуриваться. Отгораживается ладонью.
Спустя пару мгновений свет разбивается на множество осколков, по-прежнему ярких, как солнце. Они и есть солнце, отражающееся от чего-то странного впереди. Еще одни горы, только меньше гораздо? Скорее похоже на каменные наросты, торчащие из земли. Разве камень может так сверкать?
– Это их дома, людей.
Голос, который он не слышал уже пять лет и не думал, что еще услышит когда-нибудь. Принадлежавший тому, кого он и не надеялся больше увидеть. Ответившему так, словно смог прочесть его мысли.
– Но… но что ты здесь делаешь? – Единственное, что удается произнести.
– Живу. Просто живу, разве нужно что-то больше?
Отец чуть заметно улыбается. Так изменился за эти пять лет. Глубокие морщины на лбу, словно шрамы. В волосах виднеются седые пряди – серебро на черном. Красиво. И одежда на нем красивая. Блестящая, ладная, сшитая точно по фигуре. Прозрачные пуговицы на чем-то вроде длинной куртки переливаются разноцветными гранями. Отец и сам выглядит так, словно всегда принадлежал к тому чудесному миру, что сверкает поодаль.