– Вам не следовало подслушивать чужие разговоры, капитан! Я хотела бы быть уверенной, что все вами услышанное останется между нами…
Де Круа сама ужаснулась той возмутительной холодности, с которой прозвучали собственные слова. Что с ней такое происходит всякий раз, как только приходится говорить с капитаном?
Витал осмотрелся вокруг и усмехнулся.
– Между нами? На любом корабле очень сложно утаить какие-либо секреты, миледи. Слыхали об эффекте акустики? Без нее никто бы не расслышал мои приказы. Но будьте спокойны, высокопоставленным пассажирам, вроде вас, более нечем удивить меня и моих ребят. И мы не привыкли трепать языком… Еще будут ко мне вопросы?
– Благодарю вас, капитан.
Тот небрежно коснулся треуголки, кивнул и зашагал прочь. Для виконтессы Селин де Круа, консула Альянса Негоциантов, наибольшим сожалением в данный момент стала невозможность провалиться сквозь все палубы корабля на самое дно морское, где тишина, покой и нет никаких дурацких кузенов, пугающих новостей, Брутов с их панибратством и… бестактных капитанов.
Сколь бы ни потрясли ее новые сведения об острове Да-Гуа, всего несколько дней спустя Селин вновь ловила себя на том, что безмятежность и позабытая юношеская живость отодвинули тревогу куда-то на дальний план. Убаюкивающее покачивание на волнах, свежий воздух и нагретый солнцем деревянный шезлонг, в котором так удобно и читать, и незаметно поглядывать из под полей шляпы на бесконечную суету мореходов, несущих службу, словно начали возводить размеренную, надежную опору для новой жизни.
Вот одноногий пьяница с безобразным лицом – тот самый боцман – вышагивает по палубе, припадает на тронутую ржавчиной железную ногу и что-то сипло выкрикивает. Вот рыжеволосая девчонка Дафна по-обезьяньи карабкается на верхний ярус парусов и безобразно горбится на ужасной высоте… А вот детины-близнецы с типической для них глупой улыбкой драят палубу под каркающие назидания жуткого корабельного лекаря, что в который раз отправляет их мыться…
– К-клянусь бездной, однажды я воб-бью в ваши бош-шки глав-венство гигиены на бор-рту!!! Чт-т-то-о-о-о-о?! Чаще, гр-р-рю, моешься – реже горячка да вошь!!! – вещал старик. Его апломб и аристократическая бледность сочетались с такой жутью, которой позавидовали бы все вместе взятые чумные доктора в своих длинноносых безликих масках.