– Это вы точно подметили, месье инспектор. Мне, как оценщику, еще не доводилось иметь дело с таким количеством раритетов, собранных в одном месте. Вы только посмотрите – какой страус! – усатый тип провел пальцем по перьям Отрюша. Слой многолетней пыли моментально взвился в воздух.
– Он-то что здесь делает?!
Инспектор чихнул, и новые вихри взлетели вверх. Потрепанная книга вдруг обнаружила буквы там, где ранее виднелось лишь пыльное пятно.
– Шарль Бодлер, – констатировал вслух брюнет. – Так, ребята, за работу! – зычно выкрикнул он.
Его помощники рассредоточились по салону. Кого-то двигали. Нахально заглядывали под подолы столешниц и тумбочек. Что-то записывали. Вдруг один из мужчин привлек всеобщее внимание присвистом.
– Что там, Андрэ? – спросил с другого конца комнаты начальник.
– Джованни Болдини, месье. С подписью. Неизвестный портрет.
– Да ну! Скажешь тоже! – недоверчиво выдохнул усач, оторвавшись от старой, но весьма изящной перечницы, одиноко украшавшей небольшой столик. И двинулся навстречу картине…
Она сидела, отвернувшись от приближающихся к ней мужчин. Тонкими пальцами оправляя чуть съехавшее плечо платья… Безошибочно чувствуя, что все они сражены, влюблены, покорены ее изяществом и грацией… Сидела и кокетливо смотрела вдаль, а солнечные блики играли на складках ее роскошного розового одеяния…
Примечание автора: портрет Марты де Флориан, принадлежащий кисти Джованни Болдини был продан с аукциона за 2,1 миллиона евро в 2010 году. Спустя семьдесят лет прекрасная Дама наконец обрела столь желанную свободу. Иногда и правда нужно лишь немного подождать, так ведь?
Отрюш (с франц. autruche) – страус
Пуавриер (с франц. poivrière) – перечница
Бержер (с франц. bergère) – пастушка, так же называлось кресло в стиле Людовика Пятнадцатого
Саблие (франц. sablier) – песочные часы
В сентябре Париж удивительно хорош. Словно лето забыло, что ему пора уходить, и, по привычке, продолжает заботливо припекать. Но эти сухие прозрачные деньки уже наполнены осенней ностальгией: кроны каштанов лишены зеленого блеска и подернуты ржавчиной, их первые листья уже опали и теперь шуршат коричневым облаком под ногами высыпавших на обед школьников. В руках дети держат бесполезные под полуденным солнцем курточки. Без них по утрам никак – настолько свежо, что зябко даже открывать ставни сразу после сна. Крики и смех соединяются со звуками автомобильных гудков, ветер с Сены мягко подпевает, а уличные террасы наполняются дребезжанием вилок вперемежку с нескончаемой болтовней. Два сезона удивительным образом переплетаются в этом городе, играя по своим, известным только им, правилам.