Я ехал, и от нечего делать, глазел по сторонам. Непривычно пустой проспект катился нам навстречу. Он разительно отличался от того современного целлулоидно-яркого, сверкающего огнями и ядовитой расцветкой к которому я привык. Серые фасады домов, блеклые витрины магазинов, лаконичные черно-белые вывески: Хлеб, Бакалея, Парикмахерская, Сберкасса, Почта.
Машин раз в десять меньше, чем сейчас и те бледных неброских цветов. Рекламные баннеры и растяжки заменяют редкие выцветшие на солнце красные полотнища с призывами: «Решения XXIV съезда в жизнь» и «Девятой пятилетке ударный труд».
Мы миновали серого гранитного Ленина, у постамента которого угрюмо толпились каменные тролли, изображающие революционных солдат и матросов, и въехали на Вокзальную площадь.
Длинное здание вокзала, было построено еще до «эпохи исторического материализма» и имело антикварный вид. Его облезлый фасад в виде триумфальной арки с пилястрами украшали старинные часы и горделивая надпись «Обнорск – Главный», хотя никаких других вокзалов в Обнорске не имелось ни тогда, ни сейчас.
Посреди площади был разбит маленький сквер, в центре которого стоял памятник женской голове. Вернее, конечно, не только голове, а всей революционерке Любе Громовой, но возможно скульптор не знал, как выглядела Люба, поэтому просто изваял трехметровую прямоугольную стелу, на вершину которой водрузил эту самую голову с развевающимися волосами. Из одежды у головы имелся шейный платок, который по странной прихоти скульптора, развевался в другую от волос сторону. Любу кто-то замучил, то ли белогвардейцы, то ли черносотенцы, что, в общем-то, немудрено, ведь злые языки утверждали, что ее настоящее имя Либа, а фамилия – Канцеленбоген.
На площади, которую я помнил всегда запруженной разнообразной публикой, толпами такси, маршруток и прочим общественным транспортом, ныне народу было раз-два и обчелся.
С левой стороны площади тянулась цепь лотков под тентами из грубой полосатой ткани. Тут продавали мороженое и пирожки, тот же квас, овощи и даже замороженную рыбу.
Женькино варенье давно и бесследно растворилось в недрах моего молодого организма, поэтому я подошел к палатке с пирожками, которая как выяснилось, торговала от кулинарии N6 райпотребсоюза и приобрел беляш, отдав за жирное великолепие с кусочком мяса внутри, пятнадцать копеек.