– И дама, взор ее пылает и мрак небесный пронизает, уста горят, а крылья реют, но холод сердца не согреют!
Герр Левин, не обделенный чувством прекрасного, вздрогнул и поморгал. Современная поэзия нередко вводила его в ступор.
– Точно! – басом рявкнул Шрайбер, хлопнув себя по лбу. – И пылают, как сигнальный фонарь! Была тут такая!
В этот миг «Аберрейн» столь сильно дала крен на правый борт, что пассажиры покатились по полу, как горох.
Дождь шуршал по палубе «Аберрейн». Старушка усердно карабкалась на одну волну за другой, следуя заданным курсом. Кеннет знал, что она проведет корабль через любую бурю, убережет и бриг, и экипаж, и пассажиров от моря и ветра, но разобраться с последствиями своей жадности он должен сам. Как семь лет назад, когда он купился на щедрые посулы и обещания морских сокровищ. Тогда он смог одолеть безумных фанатиков и к рассвету вынес Аберрейн на руках к берегу моря. Она исцелила его раны и почему-то осталась.
«А сейчас до рассвета еще далеко», – подумал Бреннон. Он стоял перед салоном. Ему не нравилась эта качка, ему не нравился кисель вокруг, и больше всего не понравился слабый звук, который принес ему ветер. Сквозь скрип снастей капитан отчетливо разобрал тихий, довольный смех.
Хихикает, забери его дьявол!
Но разве дирдайле смеются? Легенды красочно живописали душераздирающий вой, жуткие крики и кровожадные хрипы. Смех, к тому же женский, там не упоминался.
Она соскользнула откуда-то сверху, из-под парусов, и опустилась на палубу в круг света от фонаря. Серая бархатная юбка без кринолина, белоснежные пышные рукава сорочки, черный тугой лиф – на нее не упало ни капли дождя. Волосы гладкие, как черный шелк, нежно-сиреневые, мерцающие глаза и лик, прекрасный, как с иконы старых мастеров. Кеннет сглотнул. Ему никогда, ни за что в жизни не пришло бы в голову, что дирдайле так прекрасна.
– Забавно, – сказала она и сделала шажок к капитану. – Интересно, это глупость или бесстрашие?
Тонкие прохладные пальцы коснулись его щеки. Ее лицо светилось изнутри, словно жемчужина. От нее захватывало дух, как от короткой пронзительной мелодии, отрывка песни, принесенного ветром. Едва понимая, что делает, Кеннет взял ее руку и поднес к губам. Ее кожа оказалась нежной, будто пена на дорогом пиве. Бледно-розовые губы женщины тронула торжествующая улыбка, воздух вокруг слабо зазвенел.