– Семь хот-догов и тринадцать сосисонов, – отдала приказ Милка и посмотрела продавщице прямо в глаза. – Деньги! – не поворачиваясь, протянула лапу к Раде.
– То воришки безобразничают, то мопсы! В этом году не ярмарка! А один большой беспредел! – замахала головой окончательно превратившаяся в сосиску продавщица и отошла от прилавка, указывая рукой куда-то вдаль.
В знак солидарности прилавок грустно скрипнул и повалился на бок. Орошая мясными деликатесами, словно первым снегом, все в радиусе метра.
– Наконец-то! Наконец-то этот день настал! – завизжала от удовольствия Милка и подставила морду, не веря своему счастью.
– Мама нас прибьет! – стряхнув прилетевшую сосиску с плеч, успела вымолвить Рада.
– Бежим! – скомандовал пришедший в себя Теодор. И потащила всех от лотка, по совпадению именно туда, куда жестами указывала продавщица. – Если поймают, лишат Новогоднего салюта, как в том году! А так отделаемся легким наказанием.
– Ух, все родителям расскажу! – размешала застывшие снежинки кулаком сосископодобная женщина.
Снег сыпал весь день. Покрывая невзрачный город белым пухом, словно мама, посыпавшая подгоревшие куски пирога сахарной пудрой. Это был редкий день в году, когда погода дополняла хоть и монохромных, но красок в унылую серость бытия.
Вдогонку женщина крикнула еще пару проклятий и остановилась. Быстро переключившись на упитанного мужчину, жадно рассматривающего остатки хот-догов на сломанном столе.
– Еле ноги унесли! – завилял хвостом Теодор, перебив тяжелые вздохи запыхавшихся друзей.
– Мама нас прибьет! – вновь, но уже более мягко, заочно смирившись, вымолвила Рада и огляделась вокруг.
А вокруг не было ничего, кроме стен и парочки забитых до верху мусорных бочков.
– Тупик! – вздохнула Милка и закинула голову вверх, раскрыв рот. То ли пытаясь насладиться свежевыпавшим снегом, то ли продумывая план отхода. Точнее отлета.
Как бы то ни было, мысли Милки тут же прервал шум.
Возле мусорного бочка раздалось шуршание. И на бледное покрывало заснеженной тропки выкатилась сосиска. Вмиг она стала темной. Круглой и покрылась пылью и сажей. Словно уголек.
Уголек?
Без сомнения! Это был уголек! Большой. Черный. Грязный. Уголек из печи.
Ребята переглянулись.
– Иди понюхай! – ткнула Милка лапой Теодора, – ты самый молодой среди нас, мы еще не так успели к тебе привыкнуть.