Она вдруг вспыхнула вся.
– То-то же, – довольный, произнес толстяк. – Неудобно стало. И мне бы стыдно было. Не надо ризы марать… – толстяк разглагольствовал, а у нее прямо от сердца отлегло: «Ничего он не знает».
Улыбнулась.
– Вы не сердитесь, – вдруг прервала его Аннушка и робко, застенчиво улыбнулась. – Спасибо за цветы, – почти прошептала она, вся такая худенькая, с просвечивающей голой стройностью фигурки и взглядом, смущенным, виноватым…
– Я не сержусь, – директор отечески обнял ее, чмокнул в лоб. – Искусство требует жертв, и ты это знаешь. Вот так! – он отстранил ее и, осторожно ступая, с видом печали и даже скорби на лице вышел. Когда закрыл дверь ее квартирки, ухмыльнулся: «Ох актрисуля! – сказал довольный под нос себе. – Далеко пойдет, хе, хе, хе…»
Аннушка тоже усмехнулась. Подошла вновь к зеркалу. Нахмурилась. Потом сбросила она ночную рубашку и стала голая себя разглядывать. И так она была хороша, что сама себе чрезвычайно понравилась. Будто из слоновой кости вся точеная. Кожа – как полированная, с этаким матовым отливом и чуть-чуть смуглая. Маленькие груди розовели двумя сосцами, подобными свежей землянике после дождя. Девичий живот сбегал вниз пушистым уголком меж двух налитых высоких и стройных ног.
– Ну нет, – сказала она. – Я вашего Ромео с Джульеттой играть не стану. Я свою теперь пьесу выжду и не хочу никаких трагедий. Счастливой хочу быть! Вот! – громко заявила она и стала представлять, и воображать духа в его телесной оболочке, в которой к ней он явится. Красавцы самые разные маршировали перед ее взором, но всех она забраковала. – Он мудр, – сказала Аннушка. – И всесилен. Дух! Значит, должен быть постарше возрастом, с красивой сединой, строен и в движениях легок, изящен… – и много еще разных черт она в нем обнаруживала и воображала облик (увы! далекий от вида Кирилла Петровича).
– Впрочем, если Его почитать за Ромео, то я и впрямь Джульетта, потому что люблю и жду его больше Жизни, – так разговаривала она с собою в зеркале. – И разумеется, он будет прекрасен. Но что нас может разделить? Нет, нет, он все устроит. Ах, неужели противный упырь догадывается? Как сказал он! Как поглядел! Нет! Быть не может! Сны не подслушаешь, не подглядишь…
Тут беспокойство совсем по иному поводу охватило Аннушку.
– Манон Леско, – произнесла она. – Кто она такая? А вдруг Он придет, увидит фильм и не захочет со мной встречаться даже! – неприятна и страшна ей показалась такая простая мысль. – Ах! Что же делать, что же делать? – засуетилась Аннушка, набросила рубашку и сжала руки. – Но разве я виновата? Мог бы и раньше мне присниться, тогда ничего бы не было! Откуда я могла знать! – кричала она своему изображению в стекле. – И еще неизвестно, в кого он воплотится… Надо срочно почитать про эту Манон… Боже! Хоть бы поскорей Он пришел, хотя бы поскорей!