– И в чем же смысл странствия? – одновременно размышляя вслух и спрашивая, вымолвил я.
– В этом и есть соль творца: прозаика, поэта, музыканта или художника…
– Вы говорите о впечатлениях, полученных в пути?
– Не совсем… – Ксенофонт на мгновение задумался. – Впечатления… Какие могут быть впечатления? Я имел в виду опыт, получаемый в пути, который можно собрать в одной точке пространства и времени, сжать идею о нем в кулак, а затем материализовать единым актом творения.
Я ничего не ответил. Повеяло тайной, и еще недопроявившимся, и недосказанным.
Вспомнил недавний случай.
Сыпал редкий снежок. Ночь опустилась на город. Я шел вместе с Барагуевым и беседовал на разные темы, теперь и не припомнить на какие, возможно, мы обсуждали стихотворение: «До линий из металла дотянуться».
Обсуждая заколдованный путь трамвая, мы поначалу не заметили человека, стоящего в свете фонаря, а заметив, решили – мужик. Силуэт его был растрепан и растопырен – громоздкий тулуп коробил фигуру. Лица не рассмотрели, ибо свет лился ему со спины. Ни тень тревоги владела нами, скорее, настороженность и удивление от нечаянной встречи: белый с прожилками голубого сноп света, в лучах которого мерцали падающие снежинки и одинокий человек под железным блюдом фонаря.
– Скажите, господа, где размещается редакция «Зодиака»?
– По этой улице, дом двадцать шесть, – хором ответили мы.
Мужик поблагодарил и ушел.
На полупустой улице было почти темно, только свет фонаря спорил с ночью, а мы, недоумевая, стояли и размышляли над тем, почудился незнакомец, или нет? Но он существовал, вон он шагает вдалеке, вот его чернильный силуэт скользит и исчезает за углом. Самое странное, зачем простому мужику понадобилась редакция «Зодиака», да и как мужик догадался, что именно нас нужно спросить? Видимо, мы всё-таки громко обсуждали стихотворение, и он уловил обрывок разговора и строчки:
До линий из металла дотянуться,
Сесть на трамвай и ехать по кольцу.
Трамвай рисует синий контур блюдца,
Трамвай, стремящийся, увы, к концу…
А дальше по проспекту и налево,
Чтобы порвать судьбы самоповтор.
И вдруг узреть в окне заледенелом
Застывшим исполином косогор.
Я и Барагуев одновременно подумали о странствующем Доброве и поделились друг с другом этой мыслью. Ходили слухи, что Добров появился в городе, однако лица мужика мы не разглядели.