Афганские былинки. Война и мир - страница 25

Шрифт
Интервал


– Но ведь у тебя отсрочка была! – сокрушалась мать.

– Я летом сессию завалил.

И так же монотонно отвечал Верке по телефону.

– Витька, глупый, что ты наделал! – кричала она из автомата. – Ты попал в команду двести восемьдесят! У папы знакомый в военкомате, это Афган!..

– Опять на улицу раздетая выскочила? – вяло попрекал ее Витька.

– Да послушай ты, папа говорит, еще не поздно, еще можно все изменить! Да стань же ты хоть немного взрослей!..

Но Витька не становился.

– Не выскакивай к автомату в тапках, – наставлял он и вешал трубку.

На вокзал Витька провожать себя не позволил. Расцеловал в первый раз папу Васю, обнял мать и растворился в толпе таких же, как он, стриженных и смешных.

А осенью весь подъезд поднял на ноги страшный, звериный вой. Всполошившиеся соседи выскакивали на площадки и испуганно переглядывались.

– Что это?

– У кого?

– В девятнадцатой…

Витькина мать билась головой о стену. Перепуганный папа Вася бегал вокруг неё и капал валериану мимо стакана.

– Витя, кровиночка!

И все вокруг заметили, что мать у Витьки маленькая и седая. А внизу стояли на лестничной площадке и зло переругивались двое военных с расстроенными и черными от загара лицами.

– Ну, блин, чтобы я ещё кого согласился везти!..

– Это же надо раньше извещения успеть…

– А что мне было, в камеру хранения его сдавать? И ждать, пока бумажка придет?

Папа Вася нелепый в своей пижаме и белый спустился к ним и трясущимися губами сложил:

– А как… он?

Военные посмотрели на него хмуро и подозрительно, но, видно, сообразили, кто, и один неохотно из себя выдавил:

– Когда обложили, гранатой себя рванул… Хорошо умер.

– Хорошо, – согласился папа Вася, и, всхлипнув, сел, как был, на оплеванный грязный пол.

Хоронили Витьку быстро. Похороны старались провести раньше, чем слух о них облетит город, но город был. Пьяный Клёпа рвал на себе рубашку и кричал, что пойдёт в Афган, были учителя из шестьдесят третьей и тридцать седьмой и стайка напуганных однокурсниц. Витькину мать оттаскивали от гроба и говорили слова. Смотрели, и, придавленные медью оркестра, о чем-то неуместно громко шептались. С кладбища расходились оглушённые и растерянные, как будто не понимали, почему в гробу, почему Витька? И еще заметили, что больше всех убивается почему-то и ближе всех держится к его матери несчастная, зарёванная Ленка Самохина. А потом рядом с ним положили Голованова, и Витьку забыли.